— Что-нибудь случилось? — полусонным голосомспросил он, не зажигая света.
— Что бы ты сказал, Джон, если бы мы решили завести ещеодного ребенка? — спросила она, с трепетом ожидая его ответа, потому чтосамой Лиз страстно хотелось принять предложение Мэрибет.
— Я бы сказал, что ты сошла с ума, — улыбнулсяДжон и снова закрыл глаза.
Через минуту он уже снова заснул. Лиз получила ответ — но нетот, какой ей хотелось.
…Лиз не спала почти всю ночь, задремав только за полчаса дорассвета. Она была слишком возбуждена для того, чтобы спать, слишкомрастревожена, испугана и полна вопросов, забот, страхов и желаний.
В конце концов она встала, вышла на кухню прямо в ночнойрубашке и сварила себе кофе. Лиз долго сидела на кухне, потягивая крепкийгорячий напиток, и к восьми часам утра окончательно поняла, что ей надо делать.
Впрочем, она уже давно шла к этому, но у нее не хваталосмелости на решительный шаг.
Но теперь пора было решаться — не только ради Мэрибет и ееребенка, но ради себя самой, ради Джона и даже ради Томми. Им был предложендар, и она не могла представить себе, как она от него откажется.
С чашкой кофе в руках Лиз вошла в спальню и разбудила мужа.Он удивился, что она так рано встала.
«Зачем просыпаться в такую рань в этом году, —спрашивал он себя, — чтобы бежать к елке и смотреть, что принесСанта-Клаус? Энни уже нет». Можно было поспать и подольше, тем более что ниМэрибет, ни Томми еще не проснулись, и в доме царила тишина.
— Доброе утро, — сказала Лиз с улыбкой.
Это была робкая, смущенная улыбка, которую он уже давно невидел на ее лице, напомнившая ему о тех временах, когда они были намногомоложе.
— Ты выглядишь так, будто что-то задумала, —улыбнулся он в ответ и перевернулся на спину, сладко потягиваясь.
— Так оно и есть, Джон. Мы с Мэрибет прошлой ночьюимели долгую беседу, — сказала Лиз, садясь рядом с ним на кровати имолясь, чтобы он все понял и не отказал ей.
Это было решение, которое нельзя было откладывать, слишкоммного для нее значившее. Лиз так хотела ребенка и отчаянно желала, чтобы и Джонего хотел, но она боялась, что он воспротивится тому, что она предложит.
— Мэрибет хочет, чтобы мы воспитывали ееребенка, — тихо продолжила она.
— Мы? — поражение переспросил Джон. — Мы все?И Томми тоже? Она что, замуж хочет за него выйти? Так я и знал, что этим всекончится.
Джон сел в постели, не скрывая своей тревоги.
— Нет, речь не об этом, не бойся. Мэрибет не собираетсявыходить за него замуж, по крайней мере сейчас. Речь идет о нас с тобой.Мэрибет хочет, чтобы мы усыновили ребенка, которого она скоро родит.
— Мы? Но почему? — никак не мог понять Джон.
— Потому что она считает нас хорошими людьми идостойными родителями.
— Но что будет, если она передумает, и что мы будемделать с этим ребенком?
Лиз улыбнулась — уж слишком он был растерян. Это былослишком сильное потрясение для рождественского утра.
— Я думаю, то же самое, что и с первыми двумя. Втечение первых двух лет не спать ночами и мечтать когда-нибудь выспаться, апотом радоваться до конца нашей жизни… или жизни ребенка, — добавила онапечально, вспомнив об Энни. — Это дар, Джон… может быть, надолго, можетбыть, всего на год — сколько судьба отпустит. И я не хочу отклонять этот дар. Яне хочу снова расставаться со своими мечтами… я никогда не думала, что у насмогут быть еще дети, и доктор Маклин говорит то же самое… но теперь в нашужизнь вошла эта девочка и предложила нам дар, который поможет нам воплотить вжизнь наши мечты.
— Но если она, повзрослев и выйдя замуж, пусть даже заТомми, захочет вернуть его себе?
— Я думаю, что мы можем юридически защитить свои права,и потом, она говорит, что не сделает этого. Непохоже, чтобы Мэрибет была на этоспособна. Мне кажется, она действительно убеждена в том, что для ребенка такбудет лучше. Она же понимает, что не сможет его растить. Она просто умоляет насвзять его.
— Подожди до того момента, когда она его увидит, —с циничной усмешкой заметил Джон. — Ни одна женщина на свете не способнапосле девяти месяцев полного единения с ребенком так просто отказаться от него.
— Некоторые могут, — решительным тоном ответилаЛиз. — Я думаю, что Мэрибет сделает это — не потому, что ей наплевать насвое дитя, но, наоборот, потому, что она слишком волнуется за него. Это самоебольшое проявление любви к ребенку, на которое она способна: отдать его нам.
Слезы побежали по щекам Лиз, и она умоляюще посмотрела намужа.
— Джон, я очень хочу ребенка. Я хочу его так, какникогда и ничего не хотела. Пожалуйста, не говори «нет»… давай это сделаем…
Джон посмотрел на нее долгим испытующим взглядом, и Лизпоймала себя на мысли, что возненавидит его, если он не позволит ей взятьребенка.
Она знала, что он не может до конца понять, через что ейпришлось пройти и как она хотела этого ребенка — не для того, чтобы заменитьЭнни, которая никогда больше к ним не вернется, но для того, чтобы продолжатьжить, чтобы снова радоваться, смеяться, любить, чтобы снова засиял в туманелучик солнца. Кроме этого, ей ничего не хотелось, и она не могла поверить, чтомуж это не поймет.
Если он откажется, думала Лиз, она просто умрет.
— Хорошо, Лиз, — ласково сказал Джон, беря ее заруку. — Хорошо, детка… я все понимаю…
Она разрыдалась еще сильнее и прильнула к нему, осознав, какбыла к нему несправедлива. Он все понимал. Он оставался все тем же, каким былвсегда, и она любила его больше, чем когда-либо. Они прошли через страшное гореи выжили, а теперь получили надежду снова познать счастье.
— Мы скажем ей, что согласны, — продолжалДжон. — Но все равно сначала мы должны поговорить с Томми. По-моему, ондолжен видеть все это так же, как и мы.
Лиз согласилась с ним и еле дождалась, когда сын проснется.
Томми встал через два часа, когда измученная ночнымразговором Мэрибет еще спала.
Мальчик тоже был сначала ошеломлен предложением своейподруги. Однако он совсем недавно начал понимать, что Мэрибет быладействительно тверда в своем намерении отдать своего малыша, считая, что этосправедливо и для нее, и для него; она хотела сделать это, чтобы обеспечитьсвоему ребенку лучшую жизнь.
Кроме того, он понял, что имеет больше шансов удержать ее, ипоэтому перестал уговаривать Мэрибет выйти за него замуж и оставить ребенка. Насамом деле он считал, что это будет идеальное решение. Томми надеялся, что водин прекрасный день они с Мэрибет заведут своих собственных детей, но дляэтого ребенка лучшего варианта, чем усыновление четой Уиттейкеров, и придуматьбыло нельзя.
