Лиз хотелось убедиться, что Мэрибет до конца осознает, чтоона делает.
— Да, я это знаю. Я знаю все. Все девять месяцев моейбеременности я только об этом и думала. Поверьте мне, я понимаю, чтоделаю, — горячо заверила ее Мэрибет.
Похоже, это действительно было так, но Лиз все равно былапоражена до глубины души. А что, если Мэрибет передумает? А что будетиспытывать Томми? Что он будет чувствовать, если они усыновят ребенка Мэрибетили вообще любого ребенка? А Джон?
Лиз никак не могла собраться с мыслями.
— А как же Томми? Насколько серьезны ваши отношения?
Впрочем, как Мэрибет может ответить на такой вопрос вшестнадцать лет? Как она может принимать такие решения?
— Очень серьезны. Но я не хочу, чтобы они такначинались. Этот ребенок не должен повлиять на наши отношения с Томми. Мне всевремя кажется, что он не для меня предназначен. Понимаете, как будто это должнобыло случиться именно со мной и именно в это время, чтобы я попала в нужноеместо и к нужным людям. Я надеюсь когда-нибудь выйти за Томми замуж и растить сним наших общих детей — но не этого ребенка. Это будет несправедливо поотношению к малышу, даже если он никогда об этом не узнает.
Лиз согласилась с ней, но ее поразила убежденность Мэрибет.Она подумала, что в один прекрасный день они с Томми должны начать все сначала,хотя никто не знал о том, как все сложится дальше. Но в шестнадцать летстановиться отцом ребенка, к тому же чужого, было слишком.
— Даже если мы с Томми когда-нибудь поженимся, я небуду пытаться забрать у вас ребенка, — продолжала Мэрибет. — Он дажене должен знать, кто его настоящая мать.
Мэрибет смотрела на нее умоляюще — ей очень хотелось, чтобыЛиз взяла ее ребенка и дала ему то, чего он заслуживает — любовь, стабильную исчастливую жизнь, то есть все, что могли обеспечить для ее сына или дочериУиттейкеры.
— У меня такое ощущение, что этот ребенокпредназначается именно вам, что я попала в ваш дом именно по этой причине, потомучто так должно было быть, потому что это случилось, — она запнулась, иглаза Лиз наполнились слезами, — потому что Энни…
— Я не знаю, что и сказать тебе, Мэрибет, — честноответила Лиз, вытирая слезы. — Это самый драгоценный подарок из всех,которые я когда-либо получала. Но я не знаю, правильно ли это. Нельзя простотак взять ребенка другой женщины.
— А если она сама этого хочет, если это все, что онаможет дать этому ребенку? Ведь я делаю подарок не только вам, но и ему — я даюему будущее, жизнь с людьми, которые будут его обожать, — возразилаМэрибет. — То, что вы потеряли свою дочку, — несправедливо, и так женесправедливо и то, что у моего ребенка, если я оставлю его себе, не будет нисчастья, ни будущего, ни надежды, ни дома, ни денег. Что я могу ему дать? Моиродители не позволят мне принести его в дом. Мне некуда податься. Единственныйпуть для меня в таком случае — это всю жизнь проработать в «Джимми Ди», причемвсе мои деньги будут уходить на нянь.
И Мэрибет залилась слезами. Больше всего на свете ейхотелось, чтобы Лиз согласилась, и ее охватывало отчаяние при мысли, что онаоткажется.
— Ты можешь оставаться здесь, — тихо сказалаЛиз. — Если тебе некуда больше пойти, ты можешь жить с нами. Не надоотказываться от ребенка, Мэрибет. Я не позволю тебе сделать это. Чтобы у негобыла хорошая жизнь, совсем не обязательно отдавать его кому бы то ни было. Еслихочешь, живи с нами как наша дочь, и мы тебе поможем.
Лиз не хотела, чтобы Мэрибет отказалась от ребенка толькопотому, что не может его содержать. Это казалось ей не правильным, и Лизсказала себе, что если уж она согласится взять ребенка, то только потому, чтоМэрибет хочет отдать его именно ей, а не потому, что она не сможет егопрокормить.
— Но я хочу отдать его вам, и только вам, —повторила Мэрибет. — Я хочу, чтобы это был ваш ребенок. Я не могу,Лиз, — продолжала она, тихо плача, и Лиз обняла ее. — Я не могу… Уменя не хватит на это сил… Я не знаю, как это делается… и не могу заботиться онем… Пожалуйста… Помогите мне… пусть это будет ваш ребенок… Никто не можетпонять, каково мне — знать, что я не могу его растить и при этом желать длянего как можно лучшей жизни. Ну пожалуйста, — в отчаянии закончила она, иЛиз тоже разрыдалась.
— Я ничего не могу тебе ответить, дорогая, пока непоговорю с Джоном. Такие вещи надо решать сообща. Но если мы усыновим твоегомалыша, ты сможешь приезжать сюда, когда захочешь, помни об этом. Я не хочу,чтобы ты сторонилась нас после того, как мы это сделаем. Никто не будет знать отом, что это твой ребенок… и сам ребенок не будет знать… только мы… Мы полюбилитебя, Мэрибет, и мы не хотим тебя терять.
Лиз прекрасно осознавала, как много эта девочка значила дляТомми, да и для них с Джоном. А ее неожиданное предложение — это редкаявозможность, неожиданный дар, и ей нужно было время, чтобы переварить это.
— Я должна поговорить с Джоном, — повторила онанаконец. — Пожалуйста, скажите ему, как сильно я этого хочу, —взмолилась Мэрибет, не отпуская руки Лиз. — Пожалуйста… Я не хочу, чтобымоего ребенка растили неизвестные мне люди. Если он будет с вами, это будет такхорошо… пожалуйста, Лиз…
— Посмотрим, может быть, так все и будет, а сейчас тебенадо прилечь, — ласково ответила она, пытаясь успокоить Мэрибет. Этоттяжелый для нее разговор вызвал ненужное нервное возбуждение, вредное и дляюной мамы, и для ее ребенка.
Лиз дала ей подогретого молока, и они еще немного поговорилина эту тему, после чего Лиз почти силой отвела Мэрибет в комнату Энни,поцеловала на ночь и вернулась в свою спальню.
Минуту она стояла молча, глядя на мужа и пытаясьпредугадать, что он скажет ей в ответ на такое на первый взгляд безумноепредложение.
Между прочим, и у Томми надо было бы спросить, хочет ли онэтого. И вообще была тысяча «за» и «против». Но одна мысль об этой возможностизаставила ее сердце биться сильнее, так, как оно не билось уже давно… это былбесценный дар на всю жизнь… дар жизни, который она уже не могла сделать себесама… еще один ребенок.
Когда она скользнула в постель, Джон зашевелился, и Лизочень захотелось разбудить его и спросить его мнение, но она не решилась. Мужобнял ее и привлек к себе, как делал в течение многих лет, пока страшнаятрагедия не заставила их стать жестокими по отношению друг к другу.
Лежа в его объятиях, Лиз пыталась понять, что она чувствует,что именно она хочет и какое решение будет наиболее правильным для каждого изних. Аргументы Мэрибет были очень сильны, но Лиз все равно сомневалась,действительно ли так будет лучше для ребенка или она идет на этот шаг только потому,что материнство очень привлекает ее.
Не в состоянии уснуть, Лиз лежала так очень долго, мысленноумоляя мужа проснуться, чтобы она могла поделиться с ним потрясающей новостью,и он наконец открыл глаза и посмотрел на нее, как будто почувствовав ее волнение.
