Помощник аптекаря, покончив с отделкой зубочистки,расположился перед камином и в течение десяти минут грелся у огня; наконец,по-видимому соскучившись, он пожелал миссис Корни успешного завершения еетрудов и на цыпочках удалился.
Посидев несколько минут молча, обе старухи отошли от кроватии, присев на корточки у огня, стали греть иссохшие руки. Приняв такую позу, онивели тихим голосом разговор, и, когда пламя отбрасывало призрачный отблеск на ихсморщенные лица, их безобразие казалось ужасающим.
— Больше она ничего не говорила, Энни, милая, пока меняне было? — спросила та, что ходила за надзирательницей.
— Ни слова, — ответила вторая сиделка. —Сначала она щипала и ломала себе руки, но я их придержала, и она скороутихомирилась. Сил у нее мало осталось, так что мне легко было ее успокоить.Для старухи я не так уж слаба, хотя и сижу на приходском пайке!
— Она выпила подогретое вино, которое ей прописалдоктор? — спросила первая.
— Я пробовала влить ей в рот, — отозваласьвторая, — но зубы у нее были стиснуты, а за кружку она уцепилась так, чтомне едва удалось ее вырвать; тогда я сама выпила вино, и оно пошло мне напользу.
Осторожно оглянувшись и убедившись, что их не подслушивают,обе старые карги ближе придвинулись к огню в весело захихикали.
— Было время, — снова заговорила первая, —когда она сама сделала бы то же самое и как бы еще потом потешалась!
— Ну конечно! — подхватила другая. — Она быларазвеселая. Много, много славных покойничков она обрядила, и были они такиемилые и аккуратные, как восковые куклы. Мои старые глаза их видели, эти старыеруки их трогали, потому что я десятки раз ей помогала.
Вытянув дрожащие пальцы, старуха с восторгом помахала имиперед носом собеседницы, потом, пошарив в кармане, вытащила старую, выцветшуюот времени жестяную табакерку, из которой насыпала немножко табаку напротянутую ладонь своей приятельницы и чуть-чуть побольше себе на ладонь. Покаони так развлекались, надзирательница, нетерпеливо ожидавшая, когда же,наконец, умирающая очнется, подошла к камину и резко спросила, долго ли ей ещеждать.
— Недолго, миссис, — ответила вторая старуха,подняв на нее глаза. — Всем нам недолго ждать смерти. Потерпите,потерпите! Скоро она заберет всех нас.
— Придержите язык, старая идиотка! — строгоприказала надзирательница. — Отвечайте мне вы, Марта: впадала ли она ираньше в такое состояние?
— Много раз, — отозвалась первая старуха.
— Но больше это уже не повторится — добавилавторая, — то есть еще один разок она очнется, но ненадолго, попомните моеслово, миссис!
— Надолго или ненадолго, — с раздражением сказаланадзирательница, — но когда она очнется, меня здесь уже не будет! И чтобывы не смели меня больше беспокоить из-за пустяков! В мои обязанности не входитсмотреть, как умирают здесь старухи, и я этого делать не стану. Запомните это,бесстыжие старые ведьмы! Если вы опять вздумаете меня дурачить, предупреждаю —я с вами быстро расправлюсь!
Разозлившись, она бросилась к двери, но крик обеих старух,повернувшихся к кровати, заставил ее оглянуться. Больная приподнялась в постелии простирала к ним руки.
— Кто это? — глухо кричала она.
— Тише, тише! — зашипела одна из старух,наклоняясь к ней. — Ложитесь, ложитесь!
— Живой я никогда уже больше не лягу!.. —отбиваясь, воскликнула женщина. — Я хочу что-то сказать ей. Подойдите комне! Ближе! Я буду шептать вам на ухо.
Она вцепилась в руку надзирательницы и, заставив ее сесть настул у кровати, хотела заговорить, но, оглянувшись, заметила двух старух,которые, вытянув шею, приготовились с жадностью слушать.
— Прогоните их, — слабеющим голосом сказалабольная. — Скорее, скорее!
Старые карги, завопив в один голос, принялись жалобносетовать на то, что бедняжке очень худо и она не узнает лучших своих друзей,твердили, что ни за что ее не покинут, но надзирательница вытолкала их изкомнаты, заперла дверь и вернулась к кровати. Очутившись за дверью, старые ледипеременили тон и стали кричать в замочную скважину, что старуха Салли пьяна;это было довольно правдоподобно, так как в дополнение к умеренной дозе опиума,прописанного аптекарем, на нее подействовала последняя порция джина с водой,которым, по доброте сердечной, тайком угостили ее достойные старые леди.
— Теперь слушайте меня! — громко сказалаумирающая, напрягая все силы, чтобы раздуть последнюю искру жизни. —Когда-то в этой самой комнате я ухаживала за молодой красоткой, лежавшей наэтой самой кровати. Сюда ее принесли с израненными от ходьбы ногами, покрытымигрязью и кровью. Она родила мальчика и умерла. Сейчас я припомню… в каком годуэто было?..
— Неважно, в каком году, — перебила нетерпеливаяслушательница. — Ну, дальше, что скажете о ней?
— Дальше… — пробормотала больная, впадая в прежнееполудремотное состояние, — что еще сказать о ней, что еще… Знаю! —воскликнула она, быстро выпрямившись; лицо ее было багровым, глаза быливыпучены. — Я ее ограбила. Да, вот что я сделала! Она еще не окоченела,говорю вам — она еще не окоченела, когда я это украла!
— Что вы украли, да говорите же, ради бога? —вскричала надзирательница, сделав движение, словно хотела позвать на помощь.
— Одну вещь, — ответила женщина, прикрыв ей ротрукой. — Единственную вещь, какая у нее была. Ей нужна была одежда, чтобыне мерзнуть, нужна была пища, но эту вещь она сохраняла и прятала у себя нагруди. Говорю вам — вещь была золотая! Чистое золото, которое могло спасти ейжизнь!
— Золото! — повторила надзирательница,наклонившись к упавшей на подушку женщине. — Говорите же, говорите… чтодальше? Кто была мать? Когда это было?
— Она поручила мне сохранить ее, — со стономпродолжала больная, — и доверилась мне, единственной женщине, которая былапри ней. Как только она мне показала эту вещь, висевшую у нее на шее, я сразупорешила ее украсть. Может быть, на моей душе лежит еще и смерть ребенка! Онибы лучше с ним обращались, если бы им все было известно.
— Что известно? — спросила надзирательница. —Да говорите же!
— Мальчик подрос и так походил на мать, —бессвязно продолжала больная, не обращая внимания на вопрос, — что яникогда не могла об этом забыть, стоило мне увидеть его лицо. Бедная женщина!Бедная женщина! И такая молоденькая! Такая кроткая овечка! Подождите. Я должнаеще что-то сказать. Ведь я вам еще не все рассказала?
— Нет, нет, — ответила надзирательница,наклоняясь, чтобы лучше расслышать слабеющий голос умирающей. — Скорее, нето будет поздно!
