Рев Сида заставил ее вернуться к действительности. Почесав шею мула, Абита улыбнулась ему.
– Помню, помню, тебе ужинать скоро пора, – сказала она и повела мула к хлеву.
Встретивший их на полпути Бука прыгнул в повозку и въехал в хлев вместе с ними. Ссыпав початки в ларь, Абита распрягла мула, вышла на двор и оглядела опушку леса в поисках знакомого силуэта Самсона. Самсона она не видела целый день. В последнее время он все чаще и чаще исчезал в лесу, порой не показываясь на ферме по нескольку дней кряду. Вскоре Абита обнаружила, что ждет его, то и дело оглядывается на лес, и сама удивилась: куда подевались все ее страхи? Раз за разом твердила она самой себе, что ей попросту одиноко, но в глубине души прекрасно понимала: дело не только в этом.
Обойдя двор, она подошла к пчелиным ульям. Самсон нередко отыскивался именно там, среди ульев, в окружении целого роя пчел, будто бы радующихся его обществу. Он говорил, что их пение навевает покой, и мог сидеть возле ульев часами, в раздумьях о прошлом, о будущем, о том, кто он таков. Однако в последнее время он сделался чересчур задумчив, мрачнел день ото дня.
«Этого так оставлять нельзя», – решила Абита.
Вернувшись в дом, она прихватила с собой горсть медового хвороста и направилась вниз, к лесной опушке. Самсона она не видела, но чувствовала: он где-то рядом, и на душе у него кошки скребут.
Войдя в лес, она двинулась сквозь густые кусты и ветви деревьев, и вскоре увидела впереди окаменевшие останки великого древа и хилое юное деревце с алыми листьями. При виде пещеры сердце ее будто накрыла холодная тень. Вот она, настоящая, истинная могила Эдварда – ведь тело его до сих пор покоится там, на дне той жуткой ямы…
– Эдвард, – прошептала Абита, изо всех сил пытаясь вспомнить его лицо, однако из глубин памяти снова и снова всплывал тот, другой Эдвард, с темными впадинами вместо глаз.
Вздрогнув, она направилась дальше и, обогнув груду черных каменных глыб, увидела Самсона, сидящего на земле, обхватив руками колени, позади одного из стоячих камней.
– Самсон! – окликнула она.
Но Самсон не ответил. Голова его склонилась к груди, глаза были закрыты, лоб страдальчески сморщен.
– Ох-хо-хо, ну и грустный у тебя вид! Отчего ты сидишь здесь, один, с такой кислой миной?
Самсон упорно молчал.
Подойдя ближе, Абита уперла руки в бока.
– Самсон, я знаю: ты меня слышишь. Прекрати кукситься. Ты совершил столько чудес, а сколько еще можешь сделать! Можешь, я уверена. Чувствую. Давай, поднимайся. Встряхнись. В жизни есть множество радостей, но если целыми днями сидеть да дуться, как мышь на крупу, все они пройдут мимо.
Самсон со вздохом открыл глаза. Серебристый огонь их изрядно померк.
– Между прочим, у меня есть, чем тебя порадовать.
С этими словами Абита протянула Самсону медовый хворост.
Самсон взглянул на угощение и вновь поднял взгляд.
– Прости, Абита, нынче мне не до хвороста.
– Что?! Не до хвороста? Господи Боже, Самсон, что же тебя так опечалило?
Самсон, сдвинув брови, только крякнул в ответ.
– Самсон, мне жаль, вправду жаль смотреть, как ты терзаешься. Хотелось бы мне помочь тебе во всем разобраться…
– А уж мне-то как хочется понять, кто я, в конце концов, есть такой…
– Моя мать говорила: друзья и веселье излечат любую хворь, – сказала Абита, усевшись рядом и коснувшись его плеча. – Мы ведь с тобой друзья, разве нет?
Взгляд Самсона, пусть самую малость, но прояснился.
– Да, – кивнул он. – Уж это-то я знаю точно. Мы с тобою друзья.
Абита расплылась в улыбке.
– Вот и чудесно. Значит, полдела сделано. Нужно только немного веселья да смеха. Ты какие-нибудь озорные загадки или стишки знаешь?
Самсон нахмурил лоб.
– Нет, не знаю. Ни стишков, ни загадок.
– Зато я знаю целую уйму. А в плавании, от матросов, несколько новых услышала. Мне вот это больше всего понравилось:
«Из Шотландии малый, Маккой,В бубенцы был ужален пчелой,Больше горя не знал он:Мед хмельной изливал онВсякий раз, как пойдет за нуждой».Закончив стишок, Абита с показным смущением улыбнулась. Однако Самсон взирал на нее без тени улыбки.
– А соль в чем? Не понимаю.
– Ладно, вот еще:
«Из-под Глазго слепая девица,Молочка возжелавши напиться,То подоит быка,То смычок батракаТак сотрет, что играть не годится».Сдерживая разбирающий ее смех, Абита прикрыла ладонью рот, но на лице Самсона отразилось лишь недоумение.
– Хорошо. Допустим, к изящной поэзии ты глух. Быть может, хоть песня тебя немного развеселит? Знаю я одну, очень даже забавную: сколько раз ее слышала, а все смешно.
Откашлявшись, Абита замычала себе под нос, нащупала мелодию и запела:
– Погожим утром мая пятнадцатого дняПошел я в лес зеленый. Есть пули у меня,И порох, и ружьишко надежное вполне.Не попадется ль славный зайчишка черный мне?Иду. Гляжу, девица! Как роза, ротик ал,Лицо белее лилий, и так я ей сказал:– Красавица, ответь-ка, быть может, знаешь ты,В какие черный зайчик, прелестный черный зайчик,пушистый черный зайчик мог спрятаться кусты?– Нет, – говорит девица, – увы, не знаю я,В какие он, проныра, мог ускакать края,Но от людей слыхала не дале, как вчера,Что под моим передником есть у него нора.Коль хочешь, я готова в охоте пособить.Из норки плута выгнать, иль в норке пристрелитьВдвоем куда как проще. Я знаю наперед:Теперь-то черный зайчик, прелестный черный зайчик,пушистый черный зайчик от нас не удерет!Легла девица навзничь, раскинулась вольно,Я ж вынул верный шомпол и пули заодно.Готово все к охоте. – Ну, – говорю я ей,Раздвинь пошире ножки: прицел возьму верней.Не сдержавшись, Абита фыркнула.
Поют над нами птицы, судачат, говорят:– Девица-то, девица не из капризных, брат!И правда: вся трепещет, порозовев лицом…– Довольна ль, – говорю ей, – моим ты ружьецом?Тут Абита в голос расхохоталась и искоса глянула на Самсона. Казалось, Самсон не на шутку озадачен, однако заинтригован.
