самых близких, всякое посещение страшно волнует его. У него горе одно за другим. Смерть любимого сына Андрея, затем Веры, после позор, суд, и много, много еще горя. И теперь все эти волнения. Из дома вывезли все ценное из боязни аграрных беспорядков. Вывезли и портрет Серова B.C. Мамонтова и Врубеля работы, которые совсем никому неизвестны. Дом опустелый, мертвый.
Грустно стало от рассказа Флоренского.
И грустна была тишина и эти черные вороны и галки на белом снегу, и голые печальные ветви.
Вот дом, где живет Нестеров, там устраивали когда-то Мамонтовы театр, но холодно, опустело. Там «избушка на курьих ножках» маленькая причудливая, а вот от флигеля нам экономка дала ключи. Вошли туда. По стенам портреты, все тоже характерные. Вот вояка Ермолов с целой львиной гривой седых волос. Суровое и правдивое грубое лицо. Там в глубине постель, столик, где занимается маленький Самарин.
Печи старые, русские, изразцовые. Другая соседняя комната тоже в русском стиле, на потолке кружевное, резное украшение. Долго осматривали цветы, печи русские. Простились с экономкой, сели на лошадей. Смотрели с грустной болью на опустевшую усадьбу.
Весело бежали лошади. Снова скамейка Врублевская.
Прощай милое покинутое Абрамцево, старая церковь, флигель. Последний раз мелькнувшие аллеи.
Флоренский шел со студентом, он сбежал с горки, покатился на ногах. Ему не хотелось ехать.
А вот и вокзал. Тихое очарование не покидало меня. Флоренский что-то говорил и пускал шпильки. Советовал нам брать пример с Васи, сказал, что «все вы эстеты до мозга костей» и «что хорошая проза лучше дурной поэзии» и что «если даже стихи хороши, но когда их множество, они делаются невыносимыми» и многое…
Мы в чем-то не послушались папу и резко его остановили, он (Флоренский) сказал, что мы «строптивые», которых нужно сокращать. Я сказала, что это «поздно». «Ничего не поздно. Вы почитайте „Укрощение строптивой“ Шекспира, говорил он. „Перед сном каждый должен читать“. „Посмотрим какие результаты“, — ответила я.»
Говорил он много. Многое меня удивило и не понравилось. Показало его мелкие стороны. Писать не хочется.[42]
В поезде Флоренский хотел остаться на площадке и посмотрел на меня, я ушла. Он тоже вошел в вагон. Но мне стало душно и я вышла на площадку и села на ступеньки. Было хорошо, небо сливалось с землей и вихревое снежное носилось в воздухе. Было грустно на душе. Скоро приехали. Пошли с Таней вперед. Флоренский с папой остались. Не могу спать. Все вспоминается Абрамцево.
Послесловие
Воспоминания создавались в моем сознании в течение многих лет. Некоторые части их были написаны почти тотчас же после событий, — так например, — смерть отца, смерть матери. Затем, значительно позднее, мною были описаны впечатления от поездки на Кавказ, о домике Лермонтова. Воспоминания же о Репине, В. В. Андрееве и Нестерове были записаны только в 1968 году, но в уме они сложились значительно ранее. Все эти работы находятся в Государственном литературном музее.
Полностью воспоминания я отказывалась писать, несмотря на неоднократные просьбы и писателей, и частных лиц. Какая же тому была причина! 1. Очень тяжело прожитая жизнь, страшно вспомнить что было, я сознательно отстраняла от себя припоминание прошлого. 2. Причина, не менее важная для меня, что никакое словесное выражение для меня немыслимо без формы, а форма родилась у меня только в 1969 году, когда вдруг она вылилась как-то непроизвольно, как бы помимо меня, и все улеглось в строки само собой.
Форма была найдена. Угол зрения установлен. Работа была сделана.
Теперь о внешней стороне дела: — так как у меня больна правая рука и слабо зрение, то техника письма мне крайне затруднительна и я обратились с просьбой к моим друзьям записать мои воспоминания под диктовку. Даты же устанавливались по записной книжке покойной сестры Нади, частью же по документам и копиям писем, хранящихся у меня.
Так была мною выполнена работа.
В заключение выражаю свою благодарность лицам, оказавшим мне значительную помощь в этой работе: семье Богословских — Анне Давыдовне Богословской и старшему научному сотруднику А. Н. Богословскому, искусствоведу Татьяне Васильевне Николаевой, литературоведу Петру Алексеевичу Журову и научному сотруднику К. В. Агаевой.
ТАТЬЯНА ВАСИЛЬЕВНА РОЗАНОВА
г. Загорск, Московской области,
Проспект Красной Армии,
д. 139, кв. 12.
12 февраля 1971 г.
Иллюстрации
Примечания
1
В. В. Розанов. Опавшие листья, кор. I. СПБ, 1913, с. 452–453.
2
В. В. Розанов. Литературные изгнанники. СПБ, 1913, с. 216.
3
Там же, с. 208.
4
В. В. Розанов. Литературные изгнанники. СПБ, 1913, с. 380.
5
В. В. Розанов. Литературные изгнанники. СПБ, 1913, с. 385–386.
6
В. В. Розанов. Опавшие листья, кор. II. СПБ, 1915, с. 363–364.
7
Д. С. Мережковский. Религия Л. Толстого и Достоевского. СПБ, 1903, с. XX.
8
В. В. Розанов. Опавшие листья, кор. I, с. 308–309.
9
В.В.Розанов. Уединенное. СПБ, 1912, с. 261.
10
В.В.Розанов. Опавшие листья, кор. II, СПБ, 1913, с. 356.
11
В.В.Розанов. Неизданное. — «Вестник РХД», № 126. Париж, 1978, с. 88.
12
М. Геллер, А. Некрич. Утопия у власти. Лондон, 1989, с. 60.
13
В. В. Розанов. Уединенное. СПБ, 1912, с. 76.
14
История довольно сложных отношений В. В. Розанова и M. М. Пришвина достаточно отчетливо раскрывается в публикации дневниковых записей M. М. Пришвина в сборнике «Контекст» 1990. Дневник Пришвина свидетельствует, что на протяжении всей своей сознательной жизни M. М. Пришвин обдумывал и переживал проблематику Розанова, его религию пола.
15
Напечатана в пятидесяти экземплярах. Один экземпляр находится в Государственной библиотеке им. Ленина.
16
Эта фотография находится в Государственном литературном музее
