наши лица оказались вдруг очень близко. Феликс продолжил – все с той же улыбкой:
– Ваша персона по важности стоит за докладами и просьбами лордов, владеющих землями этой страны. Сначала дела, потом – бедные родственницы из глуши, – он снова убрал локон, лезущий в глаза. – Я дам вам сигнал. Постарайтесь не упасть, споткнувшись о ступени. Вы помните слова вассальной клятвы?
Я испуганно кивнула.
Помнила – и почти хорошо, потому что короткую, буквально в три предложения клятву я учила вместе с Лин.
Она отличалась от той, которую я произносила перед лордом Парсивалем, но не на много.
– Чудно, – Феликс осторожно сжал мои пальцы, словно пытался поддержать. – Не напутайте слова от страха.
***
Ахо был прав: Антуан Луис Фердинанд д'Альвело в жизни не был похож на свой портрет. Определенное сходство, конечно, имелось – холодный, почти ледяной взгляд, к примеру, и тот самый золотистый оттенок волос, который передался его сыну и наследнику, а у самого короля уже лишь угадывался за благородной сединой.
Он носил бороду, аккуратную и короткую, хмурил брови, когда думал, совсем как сын, и улыбка у него все-таки была – и даже не жесткая, скорее, сдержанная, словно этот человек старался не показывать ее лишний раз.
Когда король говорил, его хотелось слушать. Низковатый бархатный голос звучал глухо, казалось, его величество намеренно говорит тише, чем мог бы, и потому в зале тоже стояла тишина. Лишь шелест одежд, стук каблуков по мраморным плитам – или приглушенные шаги по ковру, лишь скупые, по делу слова – вот и все, что звучало, пока Антуан Луис Фердинанд д'Альвело вел аудиенцию.
Было ли то, что я удостоилась чести наблюдать это представление из первого ряда, большой удачей или невероятным наказанием?
Скорее, первое, хотя ноги и правда быстро устали. Я изредка позволяла себе перенести вес с одной на другую, втайне завидуя Феликсу, который оставался почти неподвижным – и делал вид, что эта неподвижность ничего ему не стоила.
Я не стремилась запомнить все имена, которые слышала, хотя, наверное, кому-то из тех, для кого политика была тонкой игрой, многое из того, что я услышала и увидела, показалось бы настоящим сокровищем. Изредка Феликс позволял себе наклониться к моему уху и сказать что-то короткое и довольно едкое: о чьем-то наряде, или слишком тяжелых духах или просто о ком-то, кого он знал, и с кем мне, по его мнению, не стоило знакомиться ближе.
Как с леди Мелиссой, сестрой герцога Реми.
Они с братом тоже прошли вверх по ступеням, чтобы приветствовать своего повелителя и выразить ему благодарность – за что-то, о чем я не знала. Проходя мимо меня, Мелисса поймала мой взгляд и улыбнулась, чуть кивнув.
– Поменьше смотрите в глаза, леди Лидделл, – сказал Феликс, как только она отошла достаточно далеко, чтобы не уловить и отголоска его шепота. – Не обнажайте зубы. Это зверинец с хищниками, а не загон для декоративных кроликов, не забывайте это.
Глашатай стоял прямо напротив нас с Феликсом и был таким громким, что мне вскоре захотелось его пристрелить.
От ярких нарядов в глазах начало рябить. Запахи сменяли друг друга: тяжелые и нежные, цветочные и маслянисто-сладкие, ни один не повторился, словно каждый в этой зале носил что-то особенное, созданное исключительно для него.
Как Феликс – гиацинты.
Рядом с Форжо тоже пахло гиацинтами, вспомнила я. Видимо, он отчаянно пытается быть похожим на принца.
Дар стоял за троном отца, справа, прямой и прекрасный, в форме, похожей на ту, которую носили гвардейцы – но в его костюме черного было больше, чем охры, а голову украшала не треуголка, а тонкий золотой венец.
Корона на голове его отца была предельно простой.
Я прикрыла глаза и сосчитала до трех, чтобы напомнить себе, где я и кто я.
Феликс сжал мою ладонь:
– Вы готовы? – шепнул он.
Я подняла взгляд на него:
– Уже?
– Если я рассчитал все правильно, осталось три человека. Ваш волшебник здесь, – Феликс еле заметно кивнул куда-то за спину короля, за его трон, за темно-зеленую занавесь с нашитым гербом д'Альвело: силуэт оленя, дубовые листья, золото, охра и зелень и корона, лежащая на переплетении ветвей. Там пряталась дверь, через которую король попал сюда. – И, кажется, не один.
Я скорее угадала движение ткани, чем увидела что-то, но вот рука, обнаженная, без перчатки, отодвинула занавесь, осторожно, чтобы не привлечь лишнего внимания, и оттуда вышел высокий, довольно худой юноша с короткими золотисто-рыжими, как пшеница под солнцем, волосами. Ворот белой рубашки едва выглядывал из-за камзола того же цвета, что мундиры гвардии, светлые брюки были заправлены в коричневые сапоги до колена. Только когда юноша повернул голову, чтобы сделать знак Кондору, идущему следом, я заметила, что у него в ушах крупные серьги – и поняла, что, кажется, ошиблась.
Это женщина.
Они встали справа внизу, позади трона, словно спрятались в его тени, и мне показалось, что стоит мне отвести взгляд – как я забываю, что там, в этой тени, вообще кто-то есть.
– Волшебники любят появляться эффектно, согласны, леди Лидделл? – дыхание Феликса коснулось моей щеки. – Леди Антея Альбская, как видите, не исключение. Пойдемте, – он крепко сжал мою ладонь и положил ее на сгиб своего локтя. – Ваши пять минут славы, моя дорогая.
Когда глашатай произнес имя и титул Феликса, а за ним – мое имя, звучащее куда как более скромно, я заметила, что леди Антея Альбская снова повернула голову и посмотрела на меня.
Волнение сделало мир ярче и четче. Все исчезло, остались лишь ступени – ровно десять, широких, но пологих, остался густой ворс ковра, в котором, казалось, я тонула – или от волнения ноги стали мягкими и непослушными? Остался локоть Феликса, о который я опиралась, тяжелая юбка и тот, кому я поклонилась, прижав правую руку к груди, и для кого собиралась произнести слова клятвы.
Старательно, как стихотворение, стараясь не думать о том, что не чувствую ничего, кроме страха сделать что-то не так.
Вот к лорду Парсивалю, думала я, пока стояла перед королем, а Феликс что-то болтал, словно тянул время, вот к лорду Парсивалю я прониклась уважением и почти теплом. Я видела, что он делает, я жила в его доме, я говорила с ним, пусть и не много.
Короля страны, в которой мне предстояло жить, я видела впервые – он был не более, чем ожившим образом из книжки.
Феликс закончил говорить – и его отец посмотрел на меня и кивнул, легко махнул рукой, позволяя
