Мария Покусаева
Отражения
ПРОЛОГ: Ступени вверх
Хорошая ученица видит даже в кромешной тьме, и поэтому я не надеюсь легко отделаться.
Линор Горалик
Парадное крыльцо Джейна не увидела – оно осталось с другой, лицевой стороны дома. Джейна появилась с изнанки, поднялась по короткой черной лестнице, как прислуга и незваные гости.
Встретили ее не то чтобы холодно – настороженно. Красивый юноша, почти мальчик, одетый в бледно-серый костюм лакея, скользнул по Джейне равнодушным взглядом, таким, что и не скажешь, к чему теперь готовиться и чего ждать.
– Госпожа Бронкль, – сказал он все еще равнодушно. Джейна подумала, что ее фамилия, произнесенная вслух, должна была оттолкнуться эхом от всех стен всех коридоров в этом доме, роскошном и светлом, и долететь до его хозяев. До тех, к кому Джейна пришла.
– Леди Бронкль, – мягко поправила она.
Юноша кивнул, то ли принимая исправление, то ли желая выказать свое почтение леди.
– Вас примут, но придется подождать, – сказал он.
Теперь он смотрел на Джейну – ей в лицо, для чего ему приходилось чуть задрать подбородок, – и словно сквозь нее. Так, что если он и рассматривал платье, шею, свернутые в низкий узел ржаво-рыжие волосы, то отследить это было нельзя. Точно так же, как и его мысли.
Лицо лакея было приветливо-пустым.
Потом она увидела еще пятерых таких же – красивых и тонких, как эльфы, юношей, которые стояли в дверях, чтобы раскрыть их перед Джейной, указывали путь и ничего не спрашивали.
– Ждите здесь, – сказал один из них с легким поклоном, когда Джейна оказалась в небольшой восьмиугольной комнате с часами на каминной полке и окном от самого пола, выходящим в зимний сад, тускло-серый, украшенный к Солнцестоянию.
Камин был пуст, и, кроме бежевой скамейки, обитой тканью, и этих вот часов с треснувшим стеклом, в комнате больше ничего не было.
Светлая, холодная, зимняя пустота.
Джейна села на скамью и пожалела, что не взяла с собой книгу. В небольшой сумочке, добротной, взятой у матери ради этой встречи, лежало письмо Аниты и стопка рекомендаций: ото всех, кто знал Джейну Бронкль, младшую наставницу из Враньего дола. Некоторые письма были от людей влиятельных, даже очень влиятельных – Джейна не ожидала, что они согласятся на такое, думала, что им нет дела до девушки, которую они видели дайте боги пару раз в год, когда навещали дочерей в закрытой школе. Но Директриса – не та, которая была сейчас, а та, прежняя, которая когда-то дала Джейне работу, – Директриса пообещала, что поможет.
И, кажется, помогла.
Ее рекомендация тоже была здесь – сложенный вчетверо лист плотной гербовой бумаги с печатью, исписанный аккуратными, по-мужски твердыми строками с острыми хвостами некоторых букв. Очень лестными для Джейны строками. Неожиданно лестными.
Джейна потянулась, чтобы почесать запястье: грубая шерсть, из которой было сшито ее платье, раздражала кожу, и к вечеру на запястьях и шее появлялись красные полосы, похожие на следы от крапивы. Новые туфли жали. Наверное, когда в конце дня Джейна сбросит их, падая без сил на кровать в своей спальне – на ту самую кровать, в которой она спала со своих восьми лет, – пальцы будут болеть, а сквозь плотные чулки проступит кровь. Будь в залах чуть теплее, пожалуй, Джейна, пожалуй, начала бы волноваться, как бы не раскраснелись щеки, что можно принять за плохо скрытое волнение, но, к счастью, в доме было прохладно – почти на границе с «холодно».
Плащ Джейны остался у одного из лакеев. И шарф тоже.
Это произошло настолько незаметно, что она даже не поняла, куда все делось.
Мир, от которого Джейна не то чтобы отвыкла – скорее, она так и не успела привыкнуть к нему прежде, чем покинула, – мир благородных и знатных, властных, богатых людей окружал незаметно и так же незаметно заставил двигаться, повинуясь тому ритму, по которому он жил сам.
И не дай боги тебе, девочка, в твоих глупых, неудобных, дешевых туфельках хоть раз оступиться или перепутать фигуры.
За ней пришли ровно в тот момент, когда нервозность от ожидания начала превращаться в панику. Переступив порог кабинета, просторного и светлого, очень явно женского, с букетом роз на столике у окна, Джейна почувствовала, как пересекает ту невидимую черту, которая отделяла скрытую, непарадную изнанку дома от другой его сторон. Той, которой принадлежит и мраморное крыльцо, и бальная зала, и галерея с портретами предков, и, наверное, какая-нибудь роскошная столовая, рассчитанная на приемы и званые ужины.
Женщина за письменным столом выпрямила спину, оторвав взгляд от книги, и жестом велела юноше-лакею выйти, оставив их с Джейной один на один. Красивая, тонкая рука, украшенная парой колец и массивным металлическим браслетом, потянулась к листу бумаги, лежащему справа от книги.
– Леди Джейна Бронкль, – голос звучал твердо, но ласково, как звучит голос хозяина, зовущего собаку. – Я – леди Алексиана Мэйв. Мы не знакомы лично, кажется? Подходите ближе, садитесь, я хочу на вас посмотреть.
Конечно, леди Алексиана не встала с места – много чести для той, которая пришла ради места гувернантки.
Джейна подошла ближе и села в кресло, осторожно, не выдавая своего интереса, разглядывая свою возможную нанимательницу. Цветы в вазе, кажется, выбраны в тон утреннему платью – кремово-белое, оно было достаточно строгим, чтобы принимать деловые визиты, но, как и кабинет хозяйки, выглядело женственным и свежим. Пахло розами и кофе, и еще пудрой и фиалками. На столе стоял перламутровый прибор для письма и пара каких-то безделушек. И все.
Леди Алексиана сцепила руки в замок, положив их на стол, и посмотрела на Джейну прямо. Она выглядела молодо, куда моложе, чем должна была бы, если, конечно, ее возраст, известный обществу, не был продуманной ложью. Темные волосы еще даже не тронула седина, взгляд был свежим, кожа вокруг глаз – гладкой, губы – ровными, чуть узковатыми, яркими даже без краски.
– Я не буду мучить вас, леди Бронкль. Ваша… подруга, Анита, – рука леди Алексианы снова потянулась к листу бумаги, – написала мне… многое. И очень просила с вами пообщаться. Вы принесли рекомендации?
– Да, конечно, – Джейна яростно закивала и попыталась открыть сумочку. Получилось не сразу.
Леди Алексиана промолчала, наблюдая за этим со спокойствием мраморной статуи. Когда письма оказались у
