ОБРЕЧЕННАЯ НА ЗАБВЕНИЕ[57]
Историки петровской России почти не замечают истории царицы Евдокии, она кажется им малоинтересной. Обычно все воспринимается глазами Петра I, а значит, оправдывается совершившийся переход от Московского царства к Российской империи. На таком великом пути жертвы неизбежны. Отказ от первой жены был выбором царя Петра; ему наследовала императрица Екатерина I, и на трон со временем вступили их дети, и дети их детей — романовская династия продолжилась. История царицы Евдокии пропускается, потому что она, напротив, окончилась ничем: ее несчастный сын царевич Алексей Петрович погиб, а продолжения династии по линии внука Петра II не случилось.
Царица Евдокия, отправленная Петром I в монастырь в самом конце XVII века, осталась навсегда принадлежать «старине», никак не присутствуя в Новом времени. Разве что опять по воле Петра ее привлекли к следствию по делу царевича Алексея и заклеймили позором в грозном Манифесте 1718 года, казнив тех, кто оказался рядом с нею и осмелился ей помогать. После этого историки в лучшем случае стыдливо отворачивали от нее глаза, не считая интересным разбираться в частностях закрытого монастырского мирка, в котором пребывала остаток жизни, почти тридцать лет, жена Петра, ставшая старицей Еленой. Появление царицы Евдокии Федоровны при дворе в годы правления императора Петра II уже ничего не меняло; она осталась человеком прошлого века, у нее не было и не могло быть будущего. Такова общая, утвердившаяся схема, преодолеть которую сложно, если вообще возможно.
Феномен исторического небытия одного из заметных персонажей эпохи все же стоит объяснить подробнее. Царица Евдокия привлекает внимание своей необычной судьбой. Ее драма была понятной и вызывала сочувствие у современников. В одном из писем Джейн Рондо подробно описала историю «вдовствующей императрицы» и заметила: «Каких только бед и лишений не перенесла эта несчастная государыня». Добрые слова, которые царица Евдокия мало слышала при жизни. Другой очевидец перемен в России в начале XVIII века, Франц Вильбуа, начиная свое повествование о первой жене царя Петра I, тоже замечал, что она, «несомненно, была самой несчастной государыней своего времени. Даже в самой глубокой древности найдется мало примеров такой несчастной судьбы».
В России очень рано, еще при жизни Петра Великого, сложился культ «Отца Отечества», и это не оставляло места критическому восприятию его личности. Напротив, любители «анекдотов» из жизни царя и «деяний» преобразователя, начиная с курского купца Ивана Голикова, тратили много сил, кропотливо собирая и исследуя каждую деталь, связанную с Петром I. И имени царицы Евдокии никто из этих историков до поры не вспоминал. Апологетическое восприятие Петра возобладало даже в Европе XVIII века, где русский царь виделся героем и великаном, благодаря которому Россия вышла из варварства к цивилизации. В такой системе координат не к месту было говорить об отринутой московской старине, символом которой виделась царица Евдокия. Великий Вольтер в написанной им истории царствования Петра старательно обходил упоминания о первой жене царя, ограничившись замечанием, что царь с ней «развелся». Вольтер пытался создать приемлемое для своих заказчиков (и одновременно цензоров) из России описание процесса царевича Алексея, чтобы оно не «испортило» общую картину великих деяний героя. И он преуспел в этом, хотя и не мог понравиться всем ни в России, ни во Франции.
Когда в 1770-х годах появилась первая биография царицы Евдокии Федоровны, составленная шевалье Шарлем д'Эоном, то она стала попыткой поколебать образ Петра-героя и вернуться к образу варвара и деспота. Кавалер д'Эон, часть жизни проживший в женском платье, — персонаж совершенно фантастический по обстоятельствам своей биографии (впрочем, большей частью беллетризованной). Его занесло в Россию в конце царствования Елизаветы Петровны ветрами авантюрного века дворцовых тайн. Сообщая среди других «литературных забав» историю первой жены Петра — Евдокии Лопухиной, шевалье д'Эон писал, что историки буквально «приговорены сказать столь мало» о ней и «не с той искренностью и участием, какие заслуживают ее страдания». Одним из первых он нарушал это молчание, сообщив европейскому читателю о «поразительном примере» в ее истории: «Бессмертная слава этого героя, сковывающая, несомненно, его будущих историков, не может удержать нас от рассказа с женщине, которая первой была избрана разделить с ним трон. Правда, рассказ этот нельзя читать без слез и возмущения им, иначе прославленным, виновным в жестокости обращения с ней. Но есть ли хоть кто-нибудь из их собственного народа, даже самый ревнующий его славе, кто мог бы решиться отчетливо обвинить его в бесчеловечности, сколь бы далекой и не касающейся никого теперь была слава этого героя».
Шарль д'Эон сообщал общеизвестные факты, повторяя в деталях рассказ упомянутого свидетеля событий в России Франца Вильбуа. Обстоятельства жизни бедной царицы Евдокии опять пытались использовать в своих интересах, чтобы подчеркнуть деспотизм Петра. Хотя все, что в Европе знали о царице Евдокии, сводилось к яркой, но выдуманной картине казни Глебова, обличавшего перед смертью тирана Петра I и хранившего верность своей даме. Кавалер д'Эон успешно повлиял на изменение взглядов европейского читателя на русского императора Петра; не случайно именно с этим, склонным к авантюрам автором связывают появление так называемого «завещания Петра Великого»[58]. Впоследствии, после яркого фейерверка идей века Просвещения, уже не слишком интересовались тем, что русский царь Петр сделал для сближения России с Европой. В повестке дня встал другой вопрос — о том, как созданная им империя стала угрожать Европе и миру.
