Глава 1
Финский берег
Петр вернулся в Санкт-Петербург 22 марта 1713 года, но провел в своем любимом городе только месяц. В апреле он получил известие из Турции от Шафирова, что, хотя опустошительные набеги татар на Украину не прекращаются, сами турки-османы не намерены вести серьезную войну на юге. Так что царь мог сосредоточить все внимание на подготовке флота и армии к завоеванию балтийского берега.
Как только стало ясно, что сдача Стенбока, запертого в крепости Тённинг, неизбежна, Петр обратил свой взор к противоположной оконечности Балтийского моря, решив изгнать шведов из Финляндии. Оставлять ее себе он тоже не собирался, но любые завоеванные финские земли за пределами Карелии годились, чтобы поторговаться, когда придет время мирных переговоров. Например, их можно было бы использовать как разменную монету для удержания тех шведских территорий (Ингрия и Карелия), которые Петр рассчитывал сохранить за собой. У финской кампании имелось и еще одно преимущество: он собирался вести ее сам по себе, без всяких союзников-соперников, ставящих палки в колеса. После мучительных промедлений в Померании – из-за задержек в доставке артиллерии, из-за необходимости уговаривать других монархов сдержать данное ими слово – каким же облегчением будет вести кампанию, где и как заблагорассудится!
По сути дела, Петр решился на этот поход еще до наступления весны. Уже в ноябре предыдущего года он написал из Карлсбада Апраксину и распорядился ускорить подготовку армии и флота для наступления в Финляндии. «Эта провинция, – писал Петр, – суть титькою Швеции, как сам ведаешь, не только что мяса и прочее, но и дрова оттоль. И ежели Бог допустит до Абова [Або – шведское название города Турку на восточном берегу Ботнического залива, тогдашняя столица Финляндии], то шведская шея мяхче гнутца станет»[1].
Финская кампания, проходившая летом 1713 и 1714 годов, была скорой, умелой и не слишком кровопролитной. Этим блестящим успехом Россия почти полностью была обязана своему новому Балтийскому флоту.
* * *
В петровское время произошли серьезные изменения в конструкции кораблей и в военно-морской тактике. В 90-х годах XVII века, когда впервые появился термин «линейный корабль», беспорядочные поединки кораблей сменились «линейной» тактикой – два ряда военных судов шли параллельными курсами и обстреливали друг друга из тяжелых орудий. Новая тактика определяла и конструкцию судов: крупный боевой корабль должен был обладать достаточной мощью, чтобы держать линию в бою, в отличие от меньших по размерам, но быстроходных фрегатов и шлюпов, применявшихся для рекогносцировок и перехвата торговых судов противника. Требования к линейным кораблям были строгими: прочная постройка, пятьдесят и более тяжелых пушек и команда с отменным опытом в мореходном деле и меткой стрельбе. Тут по всем статьям первенствовали англичане.
Средний линейный корабль нес 60–80 тяжелых орудий, они устанавливались рядами на двух или трех артиллерийских палубах по левому и правому борту, поэтому даже при общем бортовом залпе только половина корабельных орудий била по неприятелю. Некоторые военные корабли были еще больше, сущие девяносто– и стопушечные голиафы, с командой, насчитывавшей свыше 800 человек, включая снайперов, которых посылали на реи отстреливать офицеров и артиллеристов на вражеских палубах.
Военные суда выходили из строя не только из-за повреждений, полученных в боях, но и под разрушительным воздействием времени и природной среды – дырявые корпуса, расшатанные мачты, разорванный такелаж и расплетшиеся ванты были обычным делом. Для серьезного ремонта судам приходилось отправляться в порт, поэтому судоремонтные базы составляли важный элемент могущества любой морской державы.
Зимой, особенно на Балтике, когда вставал лед и все военно-морские операции прекращались, флоты погружались в спячку. Суда ставили к причалу, снимали с них паруса, такелаж, стеньги, рангоут; пушки и ядра уносили и складывали рядами или в пирамиды. На военно-морских базах Балтийского моря в Карлскруне, Копенгагене, Кронштадте и Ревеле высились бок о бок, как спящие слоны, громадные, перевернутые вверх килем корабельные корпуса, вмерзшие в лед на всю зиму. Весной их по одному килевали, то есть клали на бок, чтобы заменить прогнившие или поврежденные доски обшивки, отскрести ракушки, заново проконопатить и просмолить швы. После этого корабли отправлялись к причалу и в обратном порядке повторялась осенняя процедура: пушки, рангоут, такелаж возвращались на борт, и корпус снова превращался в военный корабль.
По сравнению с британским королевским флотом, с его сотней линейных кораблей, прибалтийские государства располагали скромными флотами, предназначенными главным образом для борьбы друг с другом в пределах этого замкнутого сушей моря. Дания представляла собой почти островное королевство, и ее столица, Копенгаген, была полностью открыта с моря. Шведская империя, доставшаяся Карлу XII, тоже была морской державой, единство которой обеспечивалось свободным перемещением войск и припасов между Швецией, Финляндией, Эстонией, Ливонией и Северной Германией. Из новой, стратегически удобной военно-морской базы в Карлскруне, построенной в 1658 году, чтобы сдерживать датчан и защищать морские коммуникации, связавшие ее с ее германскими провинциями, Швеция могла контролировать всю центральную и северную Балтику, Даже после того, как при Полтаве была посрамлена ранее непобедимая шведская армия, шведский флот все еще оставался грозной силой. В 1710 году, через год после Полтавы, у Швеции был 41 линейный корабль, у Дании столько же, а у России ни одного. Первый среди шведских адмиралов, Вахтмейстер, воевал преимущественно с датчанами, но могучие шведские эскадры все еще курсировали в Финском заливе и вдоль берегов Ливонии.
Русским шведский флот не мог причинить большого вреда. Он обеспечивал доставку припасов и подкреплений, но если армия вела боевые действия на суше, толку от флота было немного. В то время как русские осаждали Ригу, весь шведский флот собрался возле устья Двины, но это не могло помочь защитникам города, и в конце концов Рига сдалась. Но в заключительной фазе Северной войны военно-морская мощь стала приобретать все более важное значение. Петр осознал, что единственный способ принудить упрямых шведов к заключению мира – это создать угрозу их дому через Балтийское море. Одна торная дорога для вторжения вела из Дании прямо в Швецию, причем массированную высадку мог поддержать и прикрыть датский флот. (Над планом такого наступления царь раздумывал все лето и осень 1716 года.) Другой путь вел вдоль берегов Финляндии, а потом через Ботнический залив на Аландские острова и к Стокгольму. Его-то и решил испробовать Петр в течение лета 1713 и 1714 годов.
Конечно, царь предпочел бы совершить эту акцию во главе могучей русской военно-морской эскадры из пятидесяти линейных кораблей. Но заложить на стапелях мощные кили, вывести ребра шпангоута, обшить их досками, отлить пушки, поставить такелаж, набрать и обучить команды ходить под парусами и сражаться так, чтобы причинять больше ущерба неприятелю, чем самим себе, – это была грандиозная задача. Несмотря на то что наняли иностранных корабельных мастеров, адмиралов, офицеров и матросов, дело шло медленно. Гигантские усилия, предпринятые в Воронеже, Азове и Таганроге, сейчас значения не имели: чтобы построить новый флот на Балтике, надо было все начинать с самого начала.
