и она пыталась призвать сестру к рассудку. Однако Леонелла ее советы отбросила и при расставании заявила, что никакие силы не заставят ее забыть коварного дона Кристобаля.
Забегая вперед, скажем, что в этом вопросе она счастливо ошиблась. В Кордове нашелся честный юноша, подручный аптекаря, который сообразил, что состояния этой женщины хватит на то, чтобы открыть собственную хорошенькую аптеку. Вследствие этого он принялся ухаживать за Леонеллой. Она отнюдь не была неподатливой; пылкие вздохи парня растопили ее сердце, и она вскоре согласилась сделать его счастливейшим из смертных. Она сообщила сестре о своем замужестве; но по причинам, которые будут объяснены ниже, Эльвира на ее письмо не ответила.
* * *
Итак, Амброзио провели в комнатку, примыкавшую к спальне, где лежала Эльвира. Служанка пошла доложить хозяйке о его приходе, и он остался один. Антония, сидевшая у кровати матери, немедленно вышла к нему.
– Простите, отец, – начала она, подходя ближе, но, узнав его, остановилась и радостно воскликнула: – Возможно ли это? Не обманывают ли меня глаза? Неужели почтенный Амброзио, нарушив свои правила, пришел, чтобы смягчить мучения лучшей из женщин? Какое удовольствие ваш визит доставит матушке! Идемте же, пусть она приобщится к вашим мудрости и благочестию!
Она ввела почетного гостя в спальню, представила его матери и, придвинув к кровати кресло, вышла в другую комнату.
Эльвира много хорошего слышала об аббате, но личное знакомство произвело на нее еще более благоприятное впечатление. Амброзио, наделенный способностью нравиться, особенно постарался для матери Антонии. Убедительными словами успокоил он ее страхи, развеял все сомнения. Он предложил ей подумать о бесконечном милосердии небесного судии, а не об острой косе и ужасах смерти, и научил ее без опаски глядеть в бездну вечности, на краю которой она тогда стояла.
Слушая, Эльвира постепенно утешилась и прониклась доверием к нему. Уже не беспокоясь о жизни будущей, она без колебаний поделилась с ним своими заботами касательно мира здешнего. У Антонии нет никого, сказала она, кому можно доверить опеку над нею, кроме маркиза де лас Ситернас да тетки Леонеллы. Однако первого она считала ненадежным, а Леонелла, хоть и крепко любила племянницу, была так бездумна и тщеславна, что не годилась на роль единственной наставницы молодой и неопытной девушки. Монах сразу же нашел выход из этого положения и попросил Эльвиру не беспокоиться: он сможет обеспечить Антонии надежное убежище в доме одной из своих прихожанок, маркизы де Вилла-Франка, дамы безупречной нравственности, известной своими строгими принципами и широкой благотворительностью. Если же это почему-либо не получится, он договорится, чтобы Антонию приняли в какую-нибудь респектабельную обитель в качестве пансионерки; аббат уже понял, что Эльвира не одобряет монашеского образа жизни, и счел возможным признать, что эта точка зрения довольно обоснована.
Все эти признаки личного интереса полностью покорили сердце Эльвиры. Она исчерпала все способы изъявления благодарности и заявила, что теперь готова спокойно сойти в могилу. Собравшись уходить, Амброзио пообещал прийти завтра в тот же час, но потребовал, чтобы его визиты держали в тайне.
– Я не хочу, – сказал он, – чтобы о нарушении правила, хотя и оправданном необходимостью, стало всем известно. Если бы я не решил воздерживаться от ухода из моей обители, за исключением таких неотложных случаев, как ваш, меня начали бы часто беспокоить по пустякам; любопытствующие бездельники и фантазеры отняли бы у меня то время, которое я провожу у одра больных, как сейчас, утешая умирающих и расчищая от терниев дорогу к вечности для кающихся.
Эльвира, оценив и его благоразумие, и сочувствие, пообещала тщательно скрыть оказанную ей почетную услугу. Затем монах благословил ее и вышел.
В соседней комнате он застал Антонию и не смог отказать себе в удовольствии немного поговорить с ней. Он попросил ее не волноваться, так как мать воспрянула духом и успокоилась, и, возможно, она выздоровеет. Он спросил, кто лечит Эльвиру, и пообещал прислать врача из своей обители, одного из лучших в Мадриде, осмотреть ее. Потом он стал хвалить Эльвиру за чистоту и стойкость ее характера и заявил, что испытывает к ней глубокое почтение.
Антония просияла, радость блеснула в ее глазах, влажных от слез. Высокое мнение об аббате, сложившееся у девушки при первой встрече, еще больше возросло: ведь он подарил ей надежду на выздоровление матери, так похвально отзывался! Антония отвечала ему почтительно, но без робости, не побоялась поделиться с ним своими маленькими бедами и тревогами; и она благодарила его за доброту со всей искренностью молодой и невинной души. Только такие люди способны в полной мере ценить благодеяния. Те, кто уже знаком с низостью и эгоизмом рода людского, воспринимают оказанные им услуги с недоверием; они подозревают, что за добрым деянием кроется корыстный мотив; они всегда выражают свою благодарность сухо, сдержанно и опасаются прямо хвалить благодетеля, чтобы однажды не оказаться обязанными расплатиться.
Не такова была Антония… Она думала, что все люди в мире такие же, как она, и о существовании пороков пока не догадывалась. Монах ей помог; он сказал, что желает ей добра, – вот она и благодарила от всей души.
Амброзио же слушал ее безыскусные речи с огромным удовольствием! Естественная грация манер, несравненная нежность голоса, скромная живость, выразительное личико и умные глаза – все вместе восхищало его; а обдуманность и правильность ее замечаний усиливались благодаря непритворной простоте выражений.
Наконец Амброзио пришлось оторваться от беседы, слишком его увлекшей. Он повторил Антонии свою просьбу о том, чтобы о его визитах никто не узнал, и она обещала молчать. Затем он ушел, а девушка, очаровавшая его, поспешила к матери, не ведая, какое зло причинила ее красота. Ей не терпелось узнать мнение Эльвиры о человеке, которого она так превозносила, и она с радостью услышала, что матери он понравился так же, если даже не больше.
– Он еще не заговорил, – сказала Эльвира, – а я уже почувствовала к нему расположение. Его горячие увещевания, убедительность доводов, достоинство манер подтвердили первое впечатление. Но особенно меня поразил его звучный голос; право, Антония, я уже слыхала его когда-то. Либо я где-то уже встречалась с аббатом в прежние времена, либо он очень похож на чей-то часто слышанный мною голос. Некоторые интонации так тронули мое сердце, вызвали такие странные ощущения, что я даже выразить их не
