id="id53">
Глава 53
Наконец-то я всерьез начала писать свою статью. Я потратила двенадцать часов, курсируя между лабораторией, офисом и кафе через дорогу, где подавали посредственные бутерброды и салаты. Когда я возвращалась домой ночью, то падала на кушетку, полностью одетая, и засыпала, считая все, что мне нужно сделать на следующий день. Назавтра я повторяла все заново.
Мой писательский ритм задавал микс, который Реймонд подарил мне на нашу шестимесячную годовщину. Возможно, это был акт мазохизма – проигрывать саундтрек к последним дням отношений, которые длились так недолго, но песни, блюзовые и драматические, заставили меня почувствовать, что моя работа перекликается с исполнителями. Я подпевала музыке, печатая свои заметки или читая ответы моей команды, и впервые с тех пор, как моя мать приехала, чтобы остаться со мной, почувствовала, что делаю что-то правильно. Я писала, напевала и избегала всех, кто напоминал мне о мире за пределами моего офиса. А именно Кэтрин. Она пыталась уговорить меня снова пообедать вместе, и у меня наконец закончились оправдания.
Мы встретились за суши в пятницу моей первой хорошей недели. Я заказала ролл-гусеницу и, когда ее принесли, сначала съела голову – ее взгляд меня нервировал.
– Похоже, у тебя работа кипит. Это отлично, – похвалила Кэтрин.
– Да, я действительно довольна прогрессом.
Она разломила палочки для еды и потерла их друг о друга, рассыпая крошечные щепки.
– А как мать? – спросила Кэтрин.
Я пожала плечами. Я принялась за туловище гусеницы и следующие несколько минут пыталась направить разговор на более предсказуемую тему: моя работа, насколько она важна, как хорошо я справляюсь.
Кэтрин похвалила меня, но не так бурно и убедительно, как я надеялась.
– Ты все еще ведешь дневник? – спросила она.
– Да, – ответила я.
После смерти Нана я спрятала все свои дневники под матрасом и не вынимала их до лета перед отъездом в колледж. Тогда я выудила их под скрипы и стоны пружин. Я могла бы воспринять эти стоны как предупреждение, но нет. Вместо этого я начала перебирать каждую запись, которую когда-либо писала, читая то, что было, по сути, хронологией всей моей сознательной жизни. Я была так смущена ранними записями, что прочитала их все, съеживаясь и щурясь, пытаясь спрятаться от своего прежнего «я». К тому времени, когда я дошла до зависимости Нана, я была уничтожена и не могла продолжить. Я тут же решила, что «построю» новую Гифти с нуля. Она будет тем человеком, который отправился в Кембридж, – уверенной, уравновешенной, умной. Она будет сильной и бесстрашной. Я открыла пустую страницу и накарябала новую запись, которая начиналась со слов: «Я найду способ быть собой, что бы это ни значило, и не буду все время говорить о Нана или моей маме. Это слишком удручает».
Я пошла в университет и продолжала писать в своем дневнике, а к тому времени, когда поступила в аспирантуру, он стал моей привычкой, столь же жизненно важной и бессознательной, как дыхание.
Я знала, что Реймонд неделями читал мой дневник, прежде чем правда вышла наружу. Хотя я не была такой чистюлей, как моя мать, я унаследовала ее сверхъестественную способность чувствовать, когда какой-то предмет находится немного не на своем месте. В тот день, когда я нашла свой дневник в ящике тумбочки слева, а не справа, я подумала: «Ну вот и все».
– Ты не хочешь объяснить это, Гифти? – спросил Реймонд. Он размахивал моим дневником.
– Что объяснить? – спросила я и услышала в своем голосе всех остальных Гифти, которых я обещала оставить позади, но которые вместо этого пошли со мной.
– «Я позволила Реймонду думать, что планирую нашу поездку в Гану, но на самом деле ничего не сделала. Не знаю, как ему сказать».
– Что ж, теперь мне и говорить не нужно, – произнесла я и увидела, как его глаза сузились. Я написала это в тот день, когда поняла, что он читает мой дневник. Чтобы добраться до этой записи, у него ушло две недели.
– Зачем ты так? – Этот его голос, голос, который я любила, голос проповедника без кафедры, такой низкий, что мне казалось, будто он исходит изнутри меня, теперь грохотал от гнева.
Я начала смеяться тем же подлым и ужасным смехом, который заставлял меня бояться саму себя. Такой звук – пронзительный и отчаянный – можно издать на самом дне пещеры.
Смех напугал и Реймонда. Он задрожал, как птенец, бросил на меня обиженный взгляд, и в этом взгляде я увидела лазейку, возможность исправить то, что было сломано между нами, и снова обрести его благосклонность.
Я могла бы унизиться, заплакать, отвлечь его. Вместо этого я засмеялась еще сильнее.
– Ты действительно читал мой дневник? Мы что, в старшей школе? Ты думал, я тебе изменяю?
– Я не знаю, что и думать. Почему ты не скажешь мне, что думать? А еще лучше – скажи мне, о чем ты думаешь, потому что я, черт возьми, не могу читать твои мысли. Все это, все это… как будто я на самом деле ничего о тебе не знаю.
О чем я думала? Я думала, что снова все испортила. Что никогда не смогу избавиться от своих призраков, никогда, никогда. Они таились в каждом написанном мной слове, в каждой лаборатории, во всех отношениях.
– Ты облажалась, понимаешь? – спросил Реймонд, а я не ответила. – Ты чертова сумасшедшая. – Он швырнул мой дневник в другой конец комнаты, и я смотрела, как распахиваются страницы. Смотрела, как Реймонд схватил ключи и бумажник, куртку – тяжелую ненужную вещь под этим полуостровным солнцем. Собрался и ушел.
~
– Я очень ценю твою помощь, Кэтрин, но все в порядке. Я в порядке, и моя мама тоже.
Кэтрин очень быстро ела. Она опустошила свою тарелку задолго до того, как я добралась до последних кусочков ролла, и мы провели последние несколько минут в тишине, пока я намеренно медленно жевала.
– Гифти, здесь нет никакой игры. Никакого трюка. Я не пытаюсь лечить тебя, подвергать психоанализу или заставлять говорить о Боге, семье или о чем-то еще. Я здесь только как друг. Один друг ведет другого на обед. Все.
Я кивнула. Под столом я ущипнула кожу между большим и указательным пальцами. Каково было бы ей поверить? Что для этого нужно?
Глава 54
Я ушла с обеда и решила отдохнуть остаток дня. Моя мать не выходила из дома или из постели с того дня, как приехала навестить меня в лаборатории, но все же тот эпизод вселил в меня надежду, что она добивается успехов. Может, мне удастся убедить ее поехать со мной в Хаф-Мун-Бэй.
Я поехала обратно в свою квартиру с выключенным радио и опущенными окнами. Мое
