— Если я хоть в чем-то нарушу слово, кровь станетрасплатой за предательство.
В завершение церемонии мы подняли соединенные руки, и моярана быстро затянулась при контакте с кровью вампира, оставив ощущение легкогопокалывания. Обряд выполнен, можно уходить.
Но оказалось, что это не все.
— Я отказываюсь признавать полукровку главой рода итребую свободы от ее власти!
— Томас, мерзкий выскочка! — Заступ покинул своеместо у края сцены и вышел вперед. — Если бы Криспин был здесь, он бывырвал твой хребет и им же избил тебя. Как его лучший друг, я сам сделаю это.
По правде говоря, меня такой поворот событий ничуть неудивил. Любой вампир на официальном собрании может потребовать для себянезависимости. Если глава рода отнесется к этому благосклонно или есть предварительнаядоговоренность, он может удовлетворить его просьбу без борьбы. Если же нет…
— Даже не думай, Заступ! — вмешалась я. —Кости одобрил бы твой порыв, я тоже. Но вызов брошен мне, и я его принимаю.
— Кэт… — Заступ сжал мои плечи и заговорил тише: —Ты несколько дней почти не спала, не ела и не пила, а лишь тренировалась. Еслине я, то пусть Менчерес примет вызов. На примере этого негодяя он покажет всем,насколько неблагоразумен его поступок.
— Ты прав. — Заступ немного расслабился, но Костине купился бы на это. — Этот подонок должен послужить примером, но урокему преподам я. Иначе роду Кости грозят постоянные внутренние проблемы. Томас!
Я оттолкнула Заступа и шагнула к краю сцены.
— Твой вызов принят. Если желаешь получитьсвободу… — я сжала кулаки и покрутила головой, — выходи и получи ее!
Томас одним точным прыжком взлетел на сцену. Остальныевампиры расступились. Менчерес взмахом руки пресек протесты Заступа. Я почтиулыбнулась — это лучшее лекарство от моей боли.
— Как ты хочешь умереть? — почти скучающим тономспросила я. — Ты ведь знаешь, что это произойдет. Выбирай: мечи, кинжалы,палицы или рукопашная?
Томас был примерно одного роста со мной, голубоглазый, срыжевато-каштановыми вьющимися волосами. Его аура свидетельствовала о немалойсиле — явно не подросток в мире неумерших.
— Из уважения к своему прародителю я убью тебябыстро, — ответил он с легким ирландским акцентом.
Я громко рассмеялась. Своими пухлыми щеками и небольшимростом Томас напомнил мне эльфа с коробки кукурузных хлопьев, которыми язавтракала в детстве. Даже захотелось спеть ему песенку, напечатанную наупаковке. Жаль, что он не в зеленом костюме, — сходство было бы полным.
— Если бы ты уважал Кости, не стал бы требовать свободуво время войны, — прошипела я. — В нынешних условиях твоя просьба несовсем уместна.
— Ему не повезло, что он увлекся такой шлюхой, —заявил Томас, выбирая кинжал (у меня на поясе висело достаточно ножей). —Это ты подтолкнула его к неразумной и пустой войне!
Вампиры, стоявшие на сцене, разразились громкимипроклятьями, а меня охватила холодная ярость. Пытаешься нанести удар нижепояса? Ладно!
Я вскрикнула и пригнулась, будто готовилась к прыжку. Томасв тот же миг рванул вперед. Как только он оказался прямо передо мной, а егокинжал — в миллиметре от моей груди, я отклонилась в сторону и своим кинжаломнанесла удар в живот. В следующую секунду второе серебряное лезвие пронзило емусердце. Схватка длилась не больше пары секунд.
— Проклятый тупица! Наверное, ты не слушал Кости, когдаон учил не обращать внимания на блеф.
С кинжалом в сердце Томас замер, словно окаменел. Янаклонилась и зашептала ему в самое ухо.
— Передай Кости от меня привет, — сказала я,поворачивая лезвие. — Ты еще пожалеешь о своей выходке, когда он за тебявозьмется.
Начавшее усыхать тело Томаса я спихнула ногой со сцены, ионо упало в оркестровую яму. Потом заткнула кинжалы за пояс, даже непотрудившись вытереть с них кровь.
В дальнем конце зала послышался какой-то шум. Хлопнулиоткрывшиеся двери. Я подняла голову, и в этот момент Менчерес схватил меня заруку.
— Кэт, мне очень жаль, но я понятия не имел, что она наэто решится, — сердито произнес он. — Ты не можешь на нее напасть наофициальном собрании, это противоречит нашим законам. Нарушение грозит смертьювсем нам.
Его слова развеяли мое замешательство, вызванное появлениемв театре еще пятерых вампиров. Поначалу я решила, что кто-то опоздал. Однакоразорвавший тишину ненавистный смех все объяснил. Я узнала этот смех, он жегменя раскаленным железом.
— Менчерес, муж мой, ты не хочешь поздороваться?
Мои побелевшие пальцы так сжали руку Менчереса, что егокости хрустнули, но мгновенно срослись. Патра, скользя между рядами с грациейзмеи, обращалась к нему, но ее глаза были прикованы ко мне.
Патра не носила гладкую египетскую прическу, которая сталапопулярной после фильма о Нефертити. В ее свободно распущенных длинных черныхволосах поблескивали золотые нити. Брови оказались не такими густыми, какпредполагали в Голливуде, а совсем тонкими. Как и она сама. Ее фигуру скорее можнобыло назвать атлетической, нежели пышной. И кожа этой женщины была бледной,хотя и темнее моей. Почти медового оттенка. Нос несколько длиннее, чемтребовали современные каноны моды, но он не портил ее лицо. Патра бесспорнобыла красива.
— Почему?
Я задала вопрос, не сводя глаз с Патры. Все мое существонапряглось до предела. В голове билась одна мысль: убить!
— Таковы наши законы. В качестве моей жены она имеетправо присутствовать на любом собрании, но не может нападать. Мы тоже не должныпричинять ей вреда. Она решила тебя спровоцировать, не позволяй ей так легкоодержать победу.
О да, она меня провоцировала! Я испытывала непреодолимоежелание разорвать ее в клочья и носить ее кровь вместо одежды.
— Привет, стерва!
Она рассмеялась, вкрадчиво мурлыча:
— Так это и есть полукровка? Наслышана. — Ее глазаопасно блеснули. — Ты хорошо спала в последнее время?
Одна часть мозга удивлялась моей выдержке. Вторая вдругнаполнилась смехом — веселым и беззаботным, совершенно не к месту и не ковремени.
— Патра! Это все, на что ты способна? Как скучно!
Не знаю, чего она ожидала, но только не этого. Черт, я исама себе удивилась.
Патре не понравилось, что над ней смеются. Об этомкрасноречиво свидетельствовало разгневанное выражение ее лица.
— Я не так глупа, как ты думаешь, — продолжалая. — А теперь заткнись или проваливай, потому что ты нам мешаешь. На этотсчет тоже установлены законы.
— Не волнуйся, уйду, — с презрительной улыбкойответила Патра. — Я увидела все, что хотела. Ты — ничтожество, скоро отебе не останется даже воспоминаний. Но прежде тебе будет полезно узнать,почему ты оказалась втянута в эту войну. Держу пари, мой муж ничего не говорил.Верно?
