и ракетниц, обложенных мешками с песком. Ролан летел быстро, речное зеркало стремительно проносилось под ним. Вскоре стрелка навигатора на стекле шлема указала вправо. Он свернул, поднялся на пятьдесят два метра и полетел на север над лесистым берегом. Постепенно лес сменился проплешинами, заросшими подлеском и кустарниками. Это тянулось ещё двенадцать километров, а потом начались Барабинские болота: в проплешинах блеснула тёмная вода, появился камыш и редкие сухие деревья. Вскоре болото поглотило весь ландшафт и раскинулось во все стороны. Оно было огромным, неоднородным — куски суши мелькали зелёными пятнами, тёмная вода пятнистым узором лежала вокруг, обломки и пни сгнивших деревьев торчали то тут, то там. Навигатор скорректировал маршрут, и Ролан полетел на северо-восток. Пейзаж не изменился — бескрайнее болото лежало внизу. Навигатор указал взять чуть правее, Ролан повиновался. Он пролетел ещё семь километров, и впереди показалось что-то вроде разрушенного муравейника. Ролан слегка спустился и сбросил скорость. Вскоре он завис над этим «муравейником». Внизу громоздились обугленные обломки старых деревьев и пней, камни и земляные насыпи. Всё это было не так давно жилищем человекообразных, поросших чёрной шерстью и именуемых чернышами. То, что осталось от их стана, лежало внизу. В мешанине обугленного, топорщащегося, замшелого дерева проступали два идеально ровных круглых озера с тёмной болотной водой. Это были воронки от двух ядерных бомб, сброшенных четыре с небольшим года назад на городище чернышей зимней ночью во время главного их праздника — ритуального сожжения мохавты, огромного каменного топора, сложенного чернышами из десятков тысяч деревянных копий айфонов. Сожжение сопровождалось коллективным соитием жителей страны на болоте.
Ролан завис над безжизненным ландшафтом.
— Радиационный фон 0,48, — предупредил голос в шлеме.
— Wir schaffen das[39], — пробормотал Ролан.
Повисев немного, Ролан полетел дальше, повинуясь зелёной стрелке навигатора. Мешанина обломков закончилась, началось просто болото с островками камышей и кочек. Две стаи уток, заметив аэропиль, взлетели и закружились над болотом. Впереди показалась палево-серовато-синяя полоса. Ролан прибавил скорости, приблизился. Перед ним вырос береговой склон. За склоном начинался берёзовый лес, покалеченный взрывной волной от ядерного удара: большинство деревьев стояли без макушек. Но всё же листва была на поломанных берёзах, и они образовывали лес. Навигатор указал точку прибытия.
— Радиационный фон 0,29.
— Прекрасно.
Ролан спланировал вниз и опустился на землю возле одинокого обломка сосны на самом краю обрыва. Ствол дерева, уже высохшего, лежал рядом.
Киршенгартен отстегнул аэропиль и свалил со спины на поросшую редкой травой землю. Снял с головы шлем, положил на ствол сосны.
И оглянулся.
Разрушенное городище чернышей узкой полоской темнело вдали. Ролан вдохнул влажный, пахнущий болотом воздух, подошёл к обломку сосны и пошлёпал по её коре рукой в серебристой перчатке:
— Ну вот, как сказал бы автор…
Отойдя от сосны и оглядевшись, Ролан выбрал ровное место, вынул из багажника аэропиля кусок живородящего пластика в виде блюдца, баллончик с живой водой и холодильный пакетик с куском творога. Положив пластик на землю, он попрыскал на него из баллончика и отошёл. Пластик ожил и стал расти. Блюдце увеличилось и через двадцать одну минуту стало огромной десятиметровой тарелкой.
Активировав на левом запястье умницу, Ролан сделал подтверждение заказа, переслал координаты.
Сорок три минуты до исполнения заказа он сидел, привалившись к обломку сосны, и читал голограмму отчёта только что завершившейся в Тюбингене конференции германистов.
За это время солнце опустилось и освещало плато, белую огромную тарелку и болото косыми закатными лучами. В прозрачном и тёплом вечернем воздухе раздался звук приближающегося вертолёта, и вскоре бело-розовый робот-доставщик завис над плато. Вертолёт нёс белую цистерну с синей надписью MOLОКО-8.
При помощи умницы Киршгартен сориентировал его. Треща лопастями, робот завис над тарелкой, плавно опустился. В цистерне открылся вентиль, и умное молоко вылилось в тарелку, заполнив её до краев.
Умница произвела оплату доставки, и вертолёт улетел. Подойдя к краю тарелки, Ролан присел на корточки, снял перчатки и опустил руки в молоко, активировав его. На поверхности молока стали образовываться островки масла. Быстро слепив пальцами из масла формообразующий тор размером с бублик, Ролан вынул из кармана холодильный пакетик с кусочком творога, открыл и бросил кусочек в центр масляного тора. Затем толкнул тор к центру тарелки. Тор с кусочком творога поплыл по молоку. Достигнув центра, тор завибрировал.
— Requiescat in расе[40], — произнёс Киршгартен.
Кусочек творога растворился в молоке.
Moloko-8 пришло в движение. В нём начался процесс створаживания. На белой поверхности стали возникать жёлтые кристаллы масла и островки сметаны. Слепляясь, они стали образовывать творожную массу. Масса начала медленно подниматься вверх, складываясь в форму, заданную кусочком творога и вибрациями тора. Творог уплотнялся и рос, воздымаясь над тарелкой. Молоко в ней стало иссякать, превращаясь в творог. И вскоре громадная тарелка опустела. В центре её росла новая творожная масса, структурируясь в заданную форму. Лучи заходящего солнца играли на складках и выступах растущей вверх массы.
Ролан отошёл от края тарелки, чтобы лучше видеть результат створаживания.
В тарелке росла гигантская скульптура человека, вытягиваясь вверх, обрастая антропоморфными подробностями. Достигнув десятиметровой высоты, рост массы прекратился, она стала расширяться, становясь скульптурой, выполненной в стиле позднего классицизма конца XIX века. Десятиметровый человек в докторском халате стоял, скрестив на груди могучие руки. Волевое лицо человека обрамляла густая борода, голова его была лысой, а на большом носу виднелось белое, тончайше вылепленное из творога пенсне. Вместо ног из-под халата виднелись два протеза, обутые в ботинки. Скульптуру поддерживал квадратный постамент.
Ролан осмотрел скульптуру и произнёс:
— Принято.
— Материал? — спросила Ролана умница.
— Каррарский мрамор, — ответил он.
Раздался ни на что не похожий звук, и творог стал перестраиваться в структуру мрамора. Тарелка треснула и развалилась на куски.
На постаменте прорезалась надпись:
ДОКТОР
ПЛАТОН ИЛЬИЧ ГАРИН
Солнце засверкало на мраморе. Исполинская фигура стояла, глядя на запад.
Разглядывая своё творение, Ролан скрестил руки на груди и с удовлетворённой улыбкой покачался на ногах. Затем подошёл к монументу, взял два обломка тарелки, отнёс к обрыву и сбросил вниз. Он поднимал белые куски живородящего пластика, относил к обрыву и сбрасывал, пока вокруг монумента не осталась только каменистая земля с редкой травой.
Киршгартен надел свой шлем, закинул на спину аэропиль, пристегнул его, активировал и взлетел. Поднявшись на уровень лица монумента, он некоторое время вглядывался в это волевое лицо с полными, слегка улыбающимися губами, большим носом, высоким лбом и полузаплывшими веками умных глаз. Отлетев в сторону болота, он снова завис. Мраморный монумент величественно возвышался над песчаным обрывом. Лучи заходящего солнца
