практика установилась первоначально только в отношении советских военнопленных.
Тех пленных, которые при попытке к бегству допускали мелкие провинности, гестапо передавало в концлагеря, где их принуждали работать. Таким же образом поступали и в тех случаях, когда подобного рода провинность военнопленные совершали в шталагах, если наказание выходило за рамки дисциплинарных прав коменданта лагеря. В случае же более тяжких провинностей (а к таким гитлеровцы относили, в частности, многократные попытки к бегству и так называемые «преступные наклонности» — «verbrecherische Veranlagung») пленных через органы полиции безопасности направляли в концлагерь для проведения экзекуции. Однако со временем острая нехватка рабочей силы вынудила гитлеровцев сузить круг «тяжких преступлений» до так называемых «преступлений, связанных с насилием» («Gewaltverbrechen»). Под этим определением гитлеровцы понимали такие действия, как убийство, подстрекательство, нападение на работодателя или охрану, «преступное поведение с женщинами» (особенно половая связь с ними), а также «опасные политические правонарушения», то есть призыв к саботажу, забастовке и т. д. Все эти действия карались смертью, остальные проступки — отправкой в концлагерь на тяжелые работы. Как мы уже говорили, каждое направление военнопленного в концлагерь могло произойти только по указанию начальника РСХА. Однако позднее в соответствии с приказом Мюллера от 30 октября 1943 года право это получили начальники отделений гестапо на периферии и командиры отрядов полиции безопасности и СД [404].
Не подлежит ни малейшему сомнению, что все органы, занимавшиеся передачей, приемом и содержанием военнопленных в концлагерях, отдавали себе отчет в преступности этой процедуры. В первую очередь, но не исключительно, это относится к высшему командованию вермахта, к начальникам тылов армий, комендантам дулагов и лагерей для военнопленных, РСХА, гестапо, ВФХА, комендантам концлагерей и т. д. Отсюда, кстати сказать, и оценка этих действий как сугубо секретных всеми заинтересованными органами. Отсюда же многочисленные попытки отрицать — перед трибуналами — свое соучастие или даже осведомленность о наличии военнопленных в концлагерях и их судьбе. Отсюда и попытки подкрепить свою невиновность наивными ссылками на… международное право!
Например, на международное право ссылался один из обвиняемых на процессе по делу генерала СС Освальда Поля — д-р Фольк, занимавший ответственный пост в ВФХА. Он заявил, что, согласно имевшейся у него информации, пленные находились в ведении только вермахта, ввиду чего они не должны были и не могли находиться в концлагерях. Особенно ввиду того, что существовали международные конвенции (!) [405].
Но вот — для иллюстрации показаний Фолька и других — несколько подробностей о преступлениях против военнопленных в отдельных концентрационных лагерях.
Бухенвальд.
Этот концлагерь (расположенный поблизости от Веймара) был организован в 1937 году. Через него прошло около четверти миллиона узников, из которых было уничтожено свыше 56 тысяч человек. Бухенвальд был освобожден 11 апреля 1945 года американскими войсками, но предварительно там было организовано общее восстание заключенных.
Как и на территории других концлагерей, в Бухенвальде в 1941–1942 годах проводилось массовое истребление «отобранных» в лагерях для пленных офицеров и солдат Советской Армии. Здесь, в Бухенвальде, это делалось особенно подлым, коварным и жестоким способом.
Первые транспорты с советскими пленными начали прибывать в Бухенвальд в октябре 1941 года. Пленные находились в состоянии крайнего истощения. Как правило, всех людей из таких транспортов уничтожали полностью. Жертвы эти даже не заносились в списки заключенных лагеря, а просто немедленно расстреливались. Однако скоро в эсэсовских кругах сочли, что такого рода массовые экзекуции, проводившиеся на открытой территории и потому весьма быстро становившиеся известными в лагере, не отвечают интересам гитлеровского государства. Поэтому впредь было решено проводить экзекуции более замаскированно. С этой целью использовали расположенную в стороне, за лагерной оградой, бывшую конюшню, которую преобразовали в «лечебное заведение». Но и в данном случае была применена излюбленная гитлеровцами «метода» усыпления бдительности жертв, чтобы не допустить сопротивления и бунта. Жертвы вводились в конюшню ночью, там их встречали музыкой из репродукторов (грамзапись), пленные раздевались догола и шли на «медицинский осмотр» в одно из помещений. Первой «медицинской» процедурой было измерение роста. Когда пленный становился под ростомер, «врач» давал знак, и тогда в стене открывалось маленькое окошко, через которое палач стрелял в затылок жертвы (Genickschuss). Труп тут же быстро убирали, вводили нового пленного, и «осмотр» продолжался. Из динамиков гремела музыка, одетые в белые халаты «врачи» отдавали громкие распоряжения, вызывали очередных «пациентов» по номерам и вели себя так, чтобы не было слышно выстрелов. Таким способом уничтожалось по 20—150 «нежелательных» пленных ежедневно. Поскольку подобная процедура при больших контингентах пленных была слишком длительной, позднее стали вводить в «кабинет врача» по 7–8 человек одновременно и убивать их здесь всех сразу — очередью из автомата. Однако залпы, доносящиеся из закрытой и освещенной конюшни, стали вызывать тревогу среди пленных. Гитлеровцам вновь пришлось «усовершенствовать» свои «методы работы» — они начали убивать пленных с помощью тяжелых дубинок. Убитых отвозили на грузовиках в крематорий и там сжигали. Но на дороге, ведущей из конюшни в крематорий, оставались следы крови, и это не могло не привлечь внимания заключенных. Поэтому убийцы стали использовать машины с кузовами, обитыми внутри цинком, — наподобие машин мясокомбинатов. В дни особенного усиления ликвидационной акции крематории не успевали сжигать трупы, и тогда в их подвалах скапливались огромные горы трупов, из-под которых… нередко выползали тяжелораненые, еще живые пленники! Их добивали работающие в крематориях «БВ» («Berufsverbrecher» — профессиональные преступники с нашивками в виде зеленого треугольника). О том, что творилось в момент разгрузки автомашин, привозивших свой груз — трупы людей из «конюшни», рассказал очевидец, политический заключенный, немец:
«По моему мнению, не все солдаты [советские пленные. — Ред.] были мертвыми, поскольку каждый раз, когда нацисты выгружали в подвал полную машину [тел. — Ш. Д.], раздавались длительные вопли и стоны: некоторые расстрелянные в момент удара о твердый цементный пол подвала приходили в сознание…» [406]
Казни производились специальной командой эсэсовцев («команда 99»), в состав которой входили гауптшарфюреры СС Тауфратсхофер и Шефер, обершарфюреры СС Бергер, Тальман, Бруно Михаэль и унтершарфюрер СС Кельн. После каждой экзекуции эсэсовцы получали дополнительные порции хлеба, колбасы, маргарина и водки, а кроме того, все они были награждены «Крестами за военные заслуги» [407].
По данным Международного комитета Бухенвальда, число убитых в таких массовых экзекуциях советских военнопленных составляет 7200 человек [408].
Советские пленные, которых не ликвидировали немедленно по прибытии в лагерь, до самого момента казни подвергались различным пыткам. Например, их по многу часов держали в холодные осенние дни 1941 года под открытым небом— перед блоками в летнем обмундировании. Некоторых из них отбирали «на работы». Отбор сводился
