глянул внутрь. – Тогда и принесу оставшуюся часть.
– Прекрасно, – ответил Срджан и отвесил низкий поклон, а затем препроводил нас к двери и выставил обратно на свет. – Ана!
Я обернулась.
– Твои родители… Хорошие были люди.
– Спасибо.
Я подумала, как бы лучше ответить, но Срджан уже захлопнул дверь, и за нами загремели засовы.
Пока мы взбирались по ступенькам к моей квартире, на лестнице звучали эхом голоса соседей – стены тут всегда были тонкие. Как меня когда-то взбудоражила мысль, что друзья в мое отсутствие все так же ходят в школу, так и сейчас я с ужасом обнаружила, что люди в нашем доме живут своей привычной жизнью и в отличие от моей их жизнь не приостановилась. Петар повернул в замке запасной ключ, но вместо того, чтобы впечататься в стену, дверь застряла в раме, и Петар толкнул ее здоровым плечом.
– Можешь снаружи подождать? – спросила я. Видимо, моя просьба Петара задела, но он все равно отошел.
В комнате стояла полутьма, воздух был затхлый. В просветы между шторами пробивались лучи солнца, обнажая кружащие столбы пыли. Дверь в родительскую спальню оказалась закрыта, и я ее так и оставила, а сама пошла на кухню. Из холодильника донесся кислый запах, и что-то маленькое, словно тень, пронеслось вдоль плинтуса и пропало под дверью в кладовку.
В гостиной я провела рукой по подлокотнику кресла, на котором обычно сидел отец. Потом достала с книжной полки свои вещи и засунула их в наВолочку из-под подушки. С нижней полки я сгребла коллекцию наших с отцом пиратских радиозаписей. Над пианино висели фотографии: на одной мы все вчетвером, и еще одна моя, детская, сделанная в Тиске. Они висели бок о бок, и я сняла обе разом. Фотография со свадьбы родителей висела чуть выше, и до нее я достать не смогла.
Тут меня окрикнул Петар, спрашивая, как там дела, и я так и подскочила на месте. Ударив рукой по нижней октаве, я выскочила из комнаты, волоча за собой вздувшуюся наволочку. Я хотела было попросить Петара сходить за свадебной фотографией, но когда он обернулся в дверях, я разглядела на свету его покрасневшие глаза и промолчала.
В ночь перед отъездом под мое окно на велике примчался Лука. Петар наказал мне никому не рассказывать, когда я отправляюсь и куда, но Луке я все равно рассказала, взяв с него клятву сохранить все в тайне.
– Как ты…
– Выбрался тайком. Спускайся.
– Лучше ты поднимайся.
Я встретила его у дверей, и мы на цыпочках прошли через кухню на пожарную лестницу. Марина с одной семьей из дома напротив натянули через переулок бельевую веревку, и теперь чье-то постельное белье развевалось на ветру.
– Там вообще безопасно?
– Я думаю, да. Рахела же в безопасности.
– Но ты же знаешь, как в фильмах. Со всеми этими ковбоями и гангстерами.
– Наверное, везде по-своему опасно.
– Наверное.
Он накрыл мою руку своей, но тут же убрал ее.
– Ты же будешь мне писать? – спросила я.
Он ответил, что будет, и какое-то время мы просто сидели, размышляя о Диком Западе и Нью-Йорке с Филадельфией, где я могла встретиться с Рокки. Когда Лука вдруг чаще заморгал, я пихнула его в руку и сказала, что он может переночевать у нас, но Луке надо было вернуться домой, пока его не хватились. Пожарная лестница была сломана, поэтому он забрался обратно в квартиру и вышел через парадную.
– Не знаю, что еще сказать, – шепнула я, когда он перекинул ногу через раму велосипеда.
– Так и не надо ничего говорить. А вот вернешься – и как будто никуда не уезжала.
Он поднялся на педалях и спрыгнул на велосипеде на гравийную дорожку, а потом завернул за угол и скрылся из виду.
Я проснулась в темноте и увидела рядом Петара.
– Извини, – сказал он. – Нам пора.
– Я уже не сплю.
Я взяла единственные не запакованные вещи и оделась. Потом сходила в спальню и, поцеловав Марину в щеку, попрощалась.
– Береги себя, – пробормотала она. – И позаботься там о Рахеле.
– Пошли. Вторым пилотом будешь, – сказал Петар и указал на пассажирское сиденье. На Петаре была военная униформа, с которой срезали левый рукав, чтобы туда пролез гипс. Он положил мне на колени желтый конверт и сдал задом с подъездной дорожки на улицу. – Вот тут все самое важное. А именно: твои документы – билет, паспорт, контактная информация приемных родителей, письмо с приглашением и, – он нырнул рукой в карман и сунул в конверт пачку динаров, – немного денег на случай, если у кого-то разыграется аппетит.
– Аппетит?
– Не на еду, – объяснил он и постучал по конверту. – Сама увидишь, что влиятельных людей частенько можно убедить. По крайней мере тут. Не знаю, как там в Америке. Не беспокойся. Если понадобится, ты сразу поймешь. Тонкости военным не свойственны. В общем. Когда доберешься до Германии…
– Не выходить из международного терминала, – отозвалась я, вспомнив указания Срджана.
– Хорошо. А когда доберешься до Нью-Йорка?
Я кинула на него пустой взгляд. Никаких советов относительно Америки я не помнила.
– Просто держись молодцом! – сказал он. – В аэропорту тебя встретят, так что пройдешь таможню – и самое сложное позади.
Я перелистала бумажки. Потом вернулась к началу и еще раз прошлась по всей стопке. Билет там был всего один.
– Тут написано «Франкфурт – Нью-Йорк». А где еще половина?
Я-то думала, что сложнее всего будет добыть американскую визу, и даже не предполагала, что с выездом из страны возникнут какие-то трудности. Но чем больше я об этом думала, тем больший меня охватывал ужас. Конечно, какая компания в здравом уме решит пустить коммерческие рейсы в зоне боевых действий?
– Я обо всем договорился, – отозвался Петар.
– Как ты вообще нашел людей, которые согласились помочь?
– У меня всегда были связи. Ты просто не замечала. Маленькая была.
Аэропорт оцепили белые автомобили: снабженческие грузовики с гладкими капотами и перетянутыми брезентом кузовами, цистерны для перевозки горючего, сияюще-белые внедорожники, даже вереница белых танков, на которых жирным черным шрифтом значилось «ООН». По обе стороны забора кишмя кишели миротворцы, их шлемы с бронежилетами чуть ли не светились под рассеянными лучами рассвета. Но Петар у въезда не остановился. Я ждала, что он вот-вот свернет к боковым воротам или служебному проезду. Но вместо этого Петар вырулил на шоссе, тянувшееся на юг.
– Петар, а как же аэропорт?
– Нам не туда, – ответил он.
– В каком смысле?
– Тут слишком строго с охраной. Они досматривают самолеты.
– Так куда мы едем?
– В Оточац.
– Оточац! У
