Екатерина Малаховская
Мама приехала!
По одному из дворов переулка Базового бегал ребенок лет семи. Со спины можно было сказать, что это мальчик. Короткая стрижка «под горшок». Футболка с застиранным Карлсоном и штаны, которые приходилось все время подтягивать из-за растянутой резинки в поясе. И только на босых ногах совсем не мальчишечья обувь — ярко-розовые резиновые сланцы, надорванные около мизинцев, из-за чего стопа постоянно выскальзывала во время бега, и пальцы марались о землю. Во дворах и домах Базового все знали этого ребенка. То была Тонька. Младшая из пяти детей Несторовых. Старший Дима — в армии, Антон — в техникуме. Наташа и Андрей, с разницей в три года, учатся в школе. А Тонька после нынешнего лета — в первый класс. Помимо детей Несторовых и самих Несторовых жила с ними бабушка Саша. Ютились они в одной из семи квартир ветхого барака с общей кухней и прачечной.
Человек нездешний скривится, да еще и пальцем покажет. Мол, как так можно жить. Восьмерым да на две комнаты! Люди местные могли только догадываться, как это семейство располагается на полста квадратных метрах. Но даже этих догадок было достаточно, чтобы жалеть Нестеровых. Жалостью была одежда, которую жители Базового отдавали им. За порог они к себе никого не пускали. Даже тех, кто приносил им свою жалость в пакетах. Мать семейства Людмила, услышав стук в дверь, долго возилась в квартире, потом приоткрывала дверь. В коридор из квартиры сразу проникал одновременно затхлый и кислый запах. Позади хозяйки дома можно было рассмотреть большой стол, придвинутый к мутному окну с одним тюлем, вокруг — табуреты. Слева от стола небольшой холодильник, с телевизором сверху. По обеим стенам от окна множество полок, заваленных разного рода вещами. Справа стоял продавленный зеленый диван. На полу — некогда цветастый ковер. Вместо форточки в правом верхнем углу окна была квадратная дыра с болтающимся на ней куском засаленной марли, и когда входная дверь открывалась, благодаря сквозняку, в воздухе поднималось множество пылинок, бьющихся в слабых солнечных лучах. Проход в другую комнату был завешан самодельными шторами из нанизанных на веревки крупных липких бусин. При внимательном рассмотрении можно было понять, откуда доносится этот дрожжевой запах: ведро с помоями сразу за углом от порога. Казалось, оно никогда не пустело. Но даже если его и выносил отец Несторовых, то помыть или сполоснуть ведро никому не приходило в голову. Поэтому запах стоял всегда. Гости делали вид, будто ничего и не режет им глаза и не свербит нисколечко в носу. Протягивали пакет, находили уместную, по такому случаю, фразу и уходили. Людмила же улыбалась смолянистыми зубами, благодарила людей пожеланиями здоровья и припоминанием бога, а закрыв за ними дверь, садилась на расшатанный табурет и лезла скорее в пакет шершавыми руками. Кончик ее языка остро торчал между тонких губ, глаза переставали моргать.
Никто не осуждал их. Только иногда находилась парочка приезжих особ, гостящих на Базовом у родни, которая считала необходимым употребить слово «неблагополучные» в адрес детей.
То и дело, дети из «благополучных» семей могли увидеть свои вещи на чадах Несторовых. И в такие моменты доселе неощутимая разница в обеспеченности вдруг становилась слишком явной и осязаемой. Узнав свои шорты или свою майку на Тоньке, дети сразу отводили глаза, и что-то жгучее поднималось из груди к горлу. Это новое чувство сбивало с толку, но все же нравилось.
У некоторых детей хватало смелости за это называть Несторовых ущербными. Впервые так сказала Карина — девочка с соседнего двора.
Они везде ходили втроем. В школу, в столовую на переменах, из школы, на улицу и вечером домой. Карина, Маша и Наташа.
Тонька как раз бежала к ним, чтобы рассказать что-то очень важное.
— Кариша, к тебе мама приехала!
— Мама? Где ты ее видела? — Девочка быстро встала.
— У тебя во дворе. Она поднималась на ваше крыльцо. В своем красном платье! Красивая такая… — Карина поняла, что Тонька не ошиблась.
— Девочки, я пойду домой. Сегодня не выйду уже гулять. — Ей не хотелось оставлять подруг, но она знала, чем чревато опоздание. — Вы только в мою посудку не играйте без меня. Маш, ты заберешь ее к себе в сарай?
— Ладно, мы тогда пойдем ко мне в барби играть. Да, Наташ? — черноволосая девочка взглянула на третью из подруг. Та кивнула. — А завтра выгоняй велик. Поедем в Синий двор!
Не приди сейчас сюда Тонька, Карина бы в очередной раз обрадовалась тому, что теперь ее зовут кататься. Ведь бабушка совсем недавно купила велосипед. И каким счастьем было выгонять и загонять его. Ехать по улицам Базового, сильно-сильно разгоняясь и, отпуская руль, балансировать одним только туловищем! А сейчас…мама приехала. Карина поплелась домой.
Бабушка, наверно, на огороде сейчас … хоть бы не испугалась … мама наверно с дядей Лешей приехала … опять на кухне курить будут, а бабушка кашлять начнет … опять Рыжика тискать будет … хоть бы он поцарапал ее … я резиночки в шкатулку не убрала … и в комоде вещи не сложила … лучше бы она никогда не приезжала … опять будет обзывать … может соскучилась и не станет кричать … я уже не успею ничего убрать в спальне … хоть бы мне больше досталось, чем бабе … а может она завтра уже уедет … а если она насовсем приехала … опять к тете Гале пойдет, а мне с Виолеткой водиться пол ночи … или к Гребневым уйдет, а бабушка ночью плакать будет … опять придет пьяная, а завтра ничего не будет помнить … и ляжет спать со мной на диван … а утром от нее будет ужасно вонять … и ноги свои колючие ко мне прижимать … и опять я буду все делать дома … а скоро суббота … опять эта генералка … опять все вытряхнет из тумбочек … бабушка только накопила денег на машинку, а мама опять себе на вещи заберет … и в итоге прожжет их своими сигаретами, как тот красивый розовый халат … Опять будет с бабой ругаться из-за всего … выкинет кухонные полотенца и склянки бабушкины … постоянно они ей мешают … а может она изменилась … а вдруг она дневник найдет … а если в альбом залезет … я буду просто молчать … как говорила бабушка … тем более она давно
