плясали отблески костра. Откуда-то издалека, со звёзд, с холодного ночного неба донеслись едва слышные звуки, чем-то похожие на лай, будто к ним направлялась свора гончих собак. Звуки приближались, потом раздались прямо над гномами (их уши словно вытянулись к невидимому источнику этого шума), а затем пропали где-то в низовьях Причуди.
– Небесные гончие! – воскликнул Вьюнок. – Значит, зима будет суровой. Они пронеслись прямо над Причудью; думаю, они пролетят над Дубовой заводью по пути к морю.
И ему вспомнились гусиные перья, которые он нашёл на Тополином острове.
– Кто такие Небесные гончие? – спросил Тысячелист, выудив из углей горячий каштан и перекидывая его Меуму.
– Дикие гуси, разумеется, – ответил Вьюнок. – Эх ты, несмышлёныш… Они живут далеко-далеко, в краю Северного сияния, в царстве Снежной королевы.
– Расскажи о них, Вьюнок! Ну пожалуйста, пожалуйста, пока мы не отправились спать! Ведь сегодня Хеллоуин! – стал упрашивать Тысячелист.
– Тебе давно следовало лежать в постели, – строго сказал Вьюнок (обычно они отправляли Тысячелиста спать пораньше из-за его юного возраста), – но так как сегодня канун Дня всех святых, можешь ещё немного посидеть с нами.
* * *
– Много-много кукушечьих лет назад, – начал Вьюнок, – в наших краях выдалась ужасная зима. Тогда всё здесь было иначе: не было ни поездов, ни автомобилей, да и дорог было мало, одни лишь деревеньки с небольшими полями да огородами. Даже Мшистую мельницу тогда ещё не построили. В те времена на берегах Причуди жило довольно много гномов, да и не только у Причуди – повсюду можно было встретить гномов и эльфов, брáуни[30], фей и русалок, леших, гоблинов и хобгоблинов[31], пикси[32] и даже болотных гоблинов, которых люди называли блуждающими огоньками. Болотные гоблины всегда носили с собой маленькие фонарики, чтобы не терять тропинку, когда они ходят по болотам. Если кто и остался из нашего маленького народца, так это они. Последние болотные гоблины, о которых я слышал, жили возле Фенни Комптон[33], к западу от нас; они едва не свели с ума тамошнего стрелочника.
Лето было неурожайным, ягод и орехов уродилось мало, а грибов и вовсе не было. В результате первые заморозки застали нас врасплох с пустыми кладовыми. В те стародавние времена посевных полей в окрýге было не так много, и ради нескольких колосков нам порой приходилось проделывать долгий путь. А как хобгоблины подшучивали над бедными крестьянами! На Хеллоуин они загоняли крестьянских лошадей до мыла, выдаивали молоко у коров или утаскивали что-нибудь из сараев – и всё это из чистого озорства! Но это так, к слову.
Первый сильный снегопад прошёл уже в начале ноября, и сразу ударили морозы. Причудь сковало льдом, даже на порогах, и можно было пройти по ней, не замочив ног, прямо до того места, где теперь стоит Мшистая мельница.
Я понял, что с таким неурожаем у нас не хватит еды, чтобы пережить зиму, поэтому мы с Морошиком решили отправиться в верховья ручья и попробовать порыбачить там. Рыба хорошо клюёт в холодную погоду, если найти глубокую заводь, которая не промёрзла до дна, и мне подумалось, что в верховьях, на порогах, нам может улыбнуться удача. Мы одолжили ещё два кожаных плаща у гномов, которые жили в Яффе, и сделали себе снегоступы.
Мы почти добрались до тех лугов, где сейчас пасёт свой скот фермер Счастливчикс, когда пошёл снег. Сначала мы хотели повернуть обратно, но так как наше положение было не самым отчаянным, то всё же решили идти дальше в надежде на то, что снегопад скоро закончится. Но не тут-то было: снег повалил ещё сильнее, и мы укрылись в дупле какого-то дерева. Снегопад продолжался весь день, началась метель, и повсюду намело огромные сугробы. Казалось, будто весь снег сдуло в долину, а вершины холмов ветер раздел, да так, что на них была видна прошлогодняя трава.
Едва стемнело, как мы услышали Небесных гончих. Они летели с севера длинной вереницей – серые птицы, страшно изнурённые дальним перелётом и очень голодные. Увидев, что на холмах показалась трава, они загоготали как раз в тот момент, когда пролетали прямо над нашими головами. Замечательные птицы, красивые…
Вьюнок подбросил в костёр ещё одну веточку – вверх рванулся пучок искр и исчез среди деревьев.
– Приземлившись, они начали щипать пожухлую траву. Мы редко видели этих птиц в наших краях, поэтому вылезли из дупла и поднялись на холм, чтобы разглядеть их поближе. На краю холма стоял их часовой, который заметил нас и поднял шум. Он, видите ли, подумал, что мы были лесными собаками. Но, разглядев нас как следует, гусь-часовой стал довольно дружелюбным. «Вот это да! – сказал он. – Неужто к нам пожаловал маленький народец?»
Мы начали расспрашивать его, откуда прибыла их стая и куда они летят. Летели они два дня и одну ночь, как он нам поведал, без остановок, из страны, называемой Шпицбергеном, и сбились с пути. Я сказал ему, что такого снега у нас отродясь не бывало, и он очень удивился. «Ха, – ответил он, – вы здесь, в Британии, и понятия не имеете о том, что такое настоящий снег. Видели бы вы Шпицберген!» И потом он рассказал нам об айсбергах и ледниках, и о том, что долгие месяцы солнце там даже не думает подниматься над горизонтом, и всё это время там темно, как сейчас!
– Какое ужасное место, – заметил Меум, поёжившись и оглядываясь по сторонам, – Не хотел бы я там оказаться!
– Что ж, – продолжал Вьюнок, – дикие гуси не остаются на Шпицбергене в зимнее время; почти все птицы улетают. Они отправляются в Британию, вслед за солнцем. Но потомством они обзаводятся именно на Шпицбергене, хотя лесные собаки там ещё хуже, чем здесь, – они пожирают молодняк и крадут у гусей яйца. Я сказал, что хотел бы побывать в их стране, и гусь ответил: «А почему бы и нет? Весной мы полетим туда, и я возьму вас с собой. Вы можете вскарабкаться мне на спину, а осенью вместе с нами вернётесь обратно. Полетите?» Я не знал, что и сказать… В те дни я был моложе… Должен признаться, что соблазн был велик, особенно когда гусь пообещал, что осенью вернёт меня обратно. Морошик и вовсе загорелся этой идеей. Вы же знаете, как он любил приключения…
– На твоём месте я бы полетел, – сказал Тысячелист, – это было бы замечательное путешествие!
– Ох, не знаю, – ответил Вьюнок. – Я не мог допустить и мысли о том, чтобы покинуть Причудь и остальных гномов; я бы очень
