чувствую. Это ведь и «мой» хор тоже. Я так любила пятничные репетиции! Большинство участников – пенсионеры, но есть и люди помоложе – те, кто занят в сфере культуры, фрилансеры, те, кто работает сменами. Нас объединили с хором, репетирующим по средам, там средний возраст поменьше. Концерты у нас совместные. Меня всегда поражает, как наш дирижер умудряется собрать воедино такую пеструю толпу. Выступления неизменно получаются яркими и интересными. Матс начал петь в хоре, когда дети были совсем маленькими. Он тогда работал в библиотеке Дома солидарности, где хор выступал на рождественской ярмарке, и так получилось, что Матс вел концерт в качестве конферансье. Пока дети были маленькими, я не понимала, как можно тратить половину пятницы на хоровое пение, когда у нас и так едва остается время на то, чтобы писать. Но Матс приходил оттуда такой воодушевленный – а я вовсю строчила трилогию, строго придерживаясь графика. После первого же концерта я сдалась. «Сквозь воздух вверх» – так он назывался. Воздушная гимнастка, пение, стихи. Костюмы хористов, простые, но действенные сценические эффекты. Разумеется, мне тоже захотелось участвовать. Я выросла в Сундсвалле Челля Лённо[41], меня с детства окружали талантливые певцы, но я всегда думала, что это не для меня. Считала, что ничего не получится, недостаточно способностей. Надо было пройти творческие испытания, плюс ко всему над этим витал какой-то диссидентский дух. А вот петь в любительском хоре – почему бы и нет? Постепенно, после нескольких репетиций, я начала ощущать, насколько прекрасно нахождение в коллективе по сравнению с вечным одиночеством, на которое год за годом обречен писатель. Мне долгое время приходилось все значительные решения принимать самой. Что написать, что сказать на встрече с читателями в библиотеке или доме культуры. Не проходило чувство, что меня оценивают. Даже на домашней странице Центра писателей организаторы ставят оценки нам, авторам, выступающим в библиотеках и на других площадках… а в хоре каждый человек – инструмент из многих, голос, вливающийся в общую мелодию. Этой осенью на репетиции я не ходила – они почти всегда совпадали с какой-нибудь процедурой или обследованием, да и сил не было. Я боялась, что, лишенная иммунитета, подцеплю простуду или вирус. Моральных сил общаться тоже не было. Натягивать парик и приподнятым тоном заявлять, что у меня все хорошо! Ведь единственное, что окружающие хотят от меня услышать, – что у меня все хорошо! Теперь, сидя в зрительном зале на их альтернативном рождественском концерте и слушая песни Боуи, Принца и Коэна, я понимаю, как много для меня значило быть одной из множества, чувствовать общность, когда мы звучим вместе и слушаем друг друга. Да, наш хор любительский, при этом исполнение наполнено драматизмом, а сценическая выразительность не менее важна, чем сама песня. Как весело было с друзьями по хору даже несмотря на то, что почти все принадлежат к более старшему поколению. Разговоры в перерывах. Мне всегда казалось, что конкуренция за внимание и солирование по средам чуть выше – скорее всего, это универсальное явление. Когда большую группу делят на две поменьше, возникают фантазии и домыслы о той, другой, части. Той, к которой ты не принадлежишь. На концертах часто становится очевидно: существуют укоренившиеся представления, будто пятничный хор пенсионеров хуже поет и хуже двигается на сцене… но это не так. У каждого из хоров есть сильные и слабые стороны. И вся прелесть сводного хора – в его неидеальности. В том, что у каждого есть возможность проявить себя. Этот хор действительно классный. Такая энергетика. К весне обе группы будут делить и перемешивать, нам предстоит сдавать партии, и я понимаю, жизнь – это движение, ничто не вечно. Для того чтобы хор развивался как единое целое, надо выводить его на новый уровень – и это связано скорее с музыкальными способностями, чем с возрастом. Хор, занимающийся по средам, будет более профессиональным, и наши совместные выступления закончатся.
Я замечаю, что многие хористы поначалу меня не узнают. Парик, очки, красные глаза и корочки под носом. С кем-то я просто натянуто обмениваюсь улыбками, с другими – тепло здороваюсь. Но что меня поражает во время концерта – это насколько я здесь лишняя. Разумеется, хор прекрасно справляется и без меня, в том числе и с моей партией, внутри которой я ощущала себя частью целого, чувствовала себя виноватой, когда мы фальшивили, брали не ту ноту. Была обузой?
Песня Коэна звучит великолепно. Я дарю Матсу цветок амариллиса. И он, и другие хористы в состоянии радостного возбуждения, как обычно бывает после выступлений. А я чувствую себя опустошенной и усталой, меня переполняет грусть. Я знаю, что со многими, кто сейчас ходит на занятия по пятницам, придется расстаться – пятничные репетиции останутся для тех, у кого нет особенных музыкальных амбиций. Многие говорят, что даже партии сдавать не будут, продолжат ходить по пятницам, потому что дневное время подходит им больше. А по средам в хоре будет больше голосов, более строгая дисциплина.
Вот если бы все осталось как обычно. Но «обычно» – это просто химера.
* * *
В январе Матс навещает папу по несколько раз в неделю. Включает джаз, держит за руку. Я с ним не хожу. В январе я чувствую себя просто ужасно, весь месяц. Уровень эритроцитов постоянно падает, лейкоциты тоже не очень. То есть совсем плохи. Никак не хотят подниматься, несмотря на «Нивестим». Перед операцией, запланированной на конец января, врачи все тщательно взвешивают. Хирурги сомневаются, стоит ли сейчас оперировать, ведь у меня напрочь отсутствует иммунная защита. Плохие анализы крови. Цифры просто пугающе низкие. Онкологи считают, что показатели улучшатся независимо от операции. Стоит ли перенести ее на неделю? Дальше откладывать нельзя. Ведь все было именно так, правда? От цитостатиков страдает память, страдают когнитивные способности. Риск здесь просто неуместен. Гемоглобин очень низкий и никак не хочет подниматься. Необходимы препараты железа. Промежуток между химиотерапией и операцией не должен превышать четыре недели – 28 декабря я получила последние цитостатики, а на 23 января запланирована операция. Теперь, когда химиотерапевтическое воздействие закончилось, надо удалить опухолевую ткань. Ведь клетки, как здоровые, так и больные, могут начать расти снова. В профилактических целях мне назначают антибиотики широкого спектра внутривенно, в том числе на время операции.
Процедуры. Постирать парик. Поменять постельное белье, принять душ. Снова «Гибискраб». Неужели я действительно еду на операцию в общественном транспорте? Насколько помню, да, из-за боязни опоздать. Мы с Матсом долго это обсуждали: повсюду ремонтируют дороги, невозможно проехать,
