Следующим был гнев. Ноты казались яркими алыми потеками наизнанке моих век. Горькая мелодия ранила мое сердце. Но на ее середине что-тона задворках сознания принялось изводить меня. Нечто казалось не вполнеправильным. Нужно было…
Я встала и выбежала в коридор. Холодная тишина упала наменя, словно темный занавес, и, когда я рухнула на колени перед шкафчиком, впроеме встал Эван. Одной рукой он придерживался за дверной косяк и был оченьбледен, но я сказала себе, что это из-за тусклого освещения. Он в порядке,иначе не смог бы так чудесно играть.
Вещь, которую я искала, хранилась в глубине шкафа, бережноустановленная на специальной подставке. Я выпрямилась и предложила ее ему,словно жертву для алтаря. Она нужна была, чтобы правильно исполнить эту песню.И конечно же, одна последняя песня никому не повредит.
Эван взял из моих рук винтажный стратокастер и принялся егорассматривать, а я в это время рылась в шкафу в поисках усилителя и проводов.Мне не разрешалось касаться этой гитары — моя мать приберегала ее для особыхслучаев. Для истинного гения. Но Эван и был особым случаем. Моим первым. Язнала это в глубине души.
Он перебирал струны, пока я подключала провода и педальэффектов, и его улыбка сияла так ярко, что я почти не замечала морщин вокругрта. И на лбу. Слишком далеко еще не зашло. Ему просто нужен был отдых — воттолько еще одну песню…
Эван точно знал, что делать. Скрип и вой электрогитарыраскрасили комнату в цвета его гнева, хлещущего через боль в ярость, и я немогла вздохнуть. В какой-то миг зазвонил телефон, и, раздумывая, не подойти ли,я заметила, что солнце находится не с той стороны дома.
Энди запаздывала, но скоро должна была появиться. Все будетхорошо, когда она сюда доберется. В любую минуту…
С этого момента мои воспоминания смазаны. Голова у менякружилась от мелодий. Время утратило всяческое значение, и спальнязатуманилась. Только музыка оставалась четкой.
Эван стал собственной музыкой, и я познавала его черезпесни. Каждая нота, каждая поэтическая строфа трогала мое сердце, каждыйскрипучий рифф разрывал душу. Он показал мне, о чем он мечтает и чего боится,что любит и в чем нуждается. И я пила это все. Он вкладывал себя в музыку, амузыка вливалась в меня.
Затем все внезапно прекратилось, осталось лишь тяжелоедыхание и хрип. Его лицо исказилось от боли, в горьком отражении необузданныхчувств, которые он вкладывал в свою музыку. Дело было в песне. Никак иначе.Песня причинила ему боль, но рану лучше очистить. Выпустить все наружу, чтобыон мог исцелиться. Остановиться было бы хуже для нас обоих.
— Что там стучит?
Гитара чуть не выскользнула из его рук, как будто толькомузыка давала ему сил держать инструмент. Но мы же закончили лишь пару песен!
Я потрясла головой, пытаясь рассеять туман, но нотыподпрыгивали у меня в черепе, затмевая рассудок пугающей непостижимой красотой.Но наконец я уловила взгляд его потускневших глаз и нахмурилась. Не помню,чтобы у него раньше были такие резкие скулы.
Стук возобновился, кто-то снова и снова выкрикивал мое имя.
— Мэллори, открой!
Это Энди. Я покосилась на часы. Девять ноль восемь. Вечера?Неудивительно, что так темно.
По пути в коридор я скользнула ладонью по руке Эвана и,проходя мимо зеркала, отметила, что мои зрачки расширены до предела. Буквально.Их чернота поглотила карие радужки и подсачивалась в сетку алых вен.
Вот дерьмо! Нет. Это не могло зайти настолько далеко. Всебудет в порядке. Энди все исправит.
Когда я распахнула дверь, она взглянула мне в глаза ивскрикнула, а затем протиснулась мимо меня.
— Я забыла телефон в машине, и Карл задержал меня наработе. Но я звоню тебе вот уже три часа. Я заезжала к тебе на работу и вторговый комплекс. Черт, я даже в школу заглянула.
— Я же сообщила, где буду… — Мои слова прозвучаликак-то невнятно, и я озадаченно нахмурилась. — В письме?
— Нет, ты написала только, что Эван к тебе заедет. Тыне упомянула куда. Мэллори, что ты наделала?
Не дожидаясь моего ответа, она двинулась в сторону коридора.
— Мы предназначены друг для друга, Энди. Я взяла то,что у него было, и преумножила, и он напитал меня, и это было так прекрасно.
Энди обернулась ко мне, прищурившись от гнева, потомсхватила меня за плечи, толкнула к стене и держала там, пока мир вертелсявокруг, а ноты танцевали в воздухе.
— Ты пьяна.
Ее голос сочился густыми, горькими каплями отвращения, нопод ним пряталась зависть.
Я слышала ее. Я знаю зависть, как пчелы знают мед. Раньше япотворствовала ей и тонула в ней. Но только не в этот раз. Теперь я была полначудесной музыки, пресыщена чистым искусством, и я достигла этого без нее. Вотпочему она так сердится. На этот раз ей досталось быть замерзшей, обиженной изаброшенной.
— Черт побери, Мэллори!
Она выпустила меня, и я следом за ней вошла в свою комнату.Ее испуганный вскрик утонул в тишине.
Эван сидел, привалившись к кровати, держа гитару в тонкихруках. По всему телу у него выступили вены, исчертив его, словно синяки. Скулы,казалось, грозили вот-вот прорвать кожу на лице, а глаза запали в темныхкругах.
— Нет!
Я упала рядом с ним на колени и нежно взяла в ладони еголицо.
— Эван? Скажи же что-нибудь.
Он застонал, и я обернулась к Энди.
— Невозможно. Это произошло слишком быстро. Он спелвсего пару песен.
— Ты полагаешь, это похоже на пару песен? —требовательно спросила она, широким жестом обеих рук обводя комнату.
Потрясенная, я встала и окинула помещение взглядом. Впервыеза долгие часы я осознавала, что вижу. Повсюду валялась бумага — на полу, настоле, на кровати. Вырванные листы, блокноты, даже клейкие листочки длязаписей, все исчерканные строчками, словами и косыми небрежными нотами,набросанными рукой безумного композитора.
Со слезами на глазах я взглянула на Эвана, но даже сквозьслезы я увидела карандаш на полу рядом с его правой рукой. Он был сточен доогрызка.
Когда он все это успел? Я ни на миг не оставляла его и всеже не заметила, чтобы он писал. Я запомнила только музыку. Блаженные ноты.Саднящие мелодии.
— Он умирает, — прошептала Энди, вытирая ладони оджинсы, будто пытаясь стереть с кожи смерть. — Ты убила его.
— Нет. — Я споткнулась, но устояла на ногах,ухватившись за книжную полку. — Эван, очнись…
Я снова упала рядом с ним на колени, и он открыл глаза.Неглубоко, с усилием вдохнул, и его грудь приподнялась.
— Что произошло? — прошептал он, и я зажмурилась.
