— Я не мог о тебе не думать, — шепнул он.
Я прислонилась к закрытой двери, и он шагнул ближе.
— Каждый раз, когда я закрывал глаза, я видел тебя. Тымне снилась.
— И что это был за сон? — выдохнула я, глядя нанего снизу вверх, и мой пульс слился с его пульсом в едином ритме.
— Лучший из снов.
Его глаза дышали глубинным жаром. Он поцеловал меня, и егорот был горячим. Обжигающим. Восхитительным. Он прижал меня к двери, и я несопротивлялась, поскольку поцелуи опасности не представляли. И были почти стольже хороши, как и то, чего я на самом деле желала. Того, ради чего он пришел.
Когда мои руки легли ему на грудь, а его — зарылись мне вволосы, когда мы оба уже тяжело дышали и томились по двум разным родамнаслаждения, его губы оторвались от моих. Они скользнули по моему подбородку куху, и его теплое дыхание щекотало меня, заставляя трепетать.
— Я хочу тебе кое-что сыграть, — прошептал он, и ясодрогнулась всем телом.
— Сейчас?
— Сейчас. Пожалуйста.
Я могла лишь кивнуть. Одна песня не причинит вреда. Затоесли мы не отодвинемся друг от друга хотя бы на такое расстояние, чтобы междунами поместилась гитара, я рискую сделать ошибку совершенно иного рода.
За руку я провела его по коридору и лишь на миг замешкаласьна пороге спальни. Потом я села на кровать, а он устроился на стуле и, ещетолком не сев, уже скользнул пальцами по струнам.
— Это новая песня, — сообщил он. — Пока япытался найти тебя, эта мелодия звучала у меня в голове, и я не сразу понял,что это такое.
— И что это? — Я едва могла дышать.
— Это твоя песня, Мэллори. — Он улыбнулся, и моесердце заколотилось так сильно, что это причиняло боль. — Хотя я все ещеработаю над текстом.
Я была права. Мы предназначены друг для друга и должнытворить вместе.
Эта песня отличалась от той, что он играл прошлойночью, — была не такой безнадежной, но столь же страстной, прекрасной,свежей и пленительной. Неужели такой он видит меня?
Мелодия звенела чисто, и я почти ощущала, как голос Эванаобволакивает меня, резонирует со мной, наполняет драгоценным теплом.
А потом он ощутил, что песня изменилась, стала развиваться.Я не отрывала взгляда от его лица и сразу заметила это. Сперва замелькалиотдельные ноты, то здесь, то там. Эта продлилась дольше, та быстро осеклась длябольшей выразительности и глубины. Затем появились другие аккорды, придающиепечальную нотку очаровательно простому припеву. Следом пришли новые слова.
Сперва он невольно округлил глаза от удивления, пробуя навкус изменившийся текст. Затем он улыбнулся, зажмурился и продолжил петь,откинувшись на спинку стула. Ноты плыли между нами, искушая меня и дразня. Но яс усилием держала глаза открытыми. Если я их закрою, я потеряюсь в музыке ипотеряю нас обоих. Так что я смотрела на него и сдерживалась, позволяя лишь покапле сочиться потоку, в который охотно погрузилась бы с головой.
Он не был к этому готов. И я не была.
Когда та, первая песня закончилась, он отложил гитару исхватил с моего письменного стола чистый блокнот и ручку из стаканчика. Пятьбесконечных минут он торопливо писал, и мое сердце билось в том же ритме, скоторым его ручка чиркала по бумаге. Когда он наконец-то вновь взялся заинструмент, его глаза светились ярко и страстно, но он обливался потом,несмотря на включенный кондиционер.
«Уже хватит», — напомнила моя голова, но сердцепродолжало спорить.
Этого нам не хватит никогда. Эван мог бы петь мне следующиедесять лет, но я бы так и не насытилась.
Как и он. Больше никогда мы не почувствуемудовлетворенности, нам всегда будет хотеться большего.
— Ты не голоден? — Пища подкрепит его силы иотвлечет нас обоих. — Я могу приготовить бутерброды, — предложила я,а чудесное тепло внутри меня делалось меньше с каждым словом.
Через силу, одолевая сопротивление собственных ног, я былодвинулась к двери, но пальцы Эвана сомкнулись на моем запястье. Он улыбался, аего взгляд пронизывал меня насквозь.
— Мне уже много месяцев не было так хорошо, Мэллори.Словно у меня есть что-то, что я могу отдать. Что-то, что я могу сказать.Позволь мне играть для тебя. Пожалуйста.
И что я могла на это ответить? Он хотел играть. А я хотелаему позволить.
— Еще одну, — сказала я и молча поклялась в том жесамом.
«Еще одну, и мы прекратим».
Мы будем есть или смотреть телевизор, или я найдукакой-нибудь еще способ занять его, даже если придется одну жажду вытеснитьдругой.
Следующая песня была болью, открытой и неукротимой. Егокровь пропитывала ноты, и я почти видела шрамы. Кем бы ни была та девушка, онапричинила ему боль, и мне хотелось убить ее. Вытащить наружу то, что она моглапредложить миру — чем бы оно ни являлось, и выпить ее досуха. Сломать ее за то,что она ранила его.
Собственная реакция испугала меня. Когда успела возникнутьэта связь между нами и как я это допустила?
После этой песни он не стал ничего записывать. Может, нехотел помнить или знал, что не сумеет забыть. В любом случае он принялся заследующую прежде, чем я успела встать, и я не смогла удержаться. Эту песнюпородило раскаяние. Его величайшее сожаление обнажилось, и мне почти стыднобыло оказаться свидетельницей этого. Я плакала вместе с ним, а затем, когда егоголос надломился, поцелуями стирала его слезы, прежде чем они упадут на струныи на трепещущее дерево.
Утешительные поцелуи переросли в нечто большее, болееглубокое, но каким-то образом его влечение ко мне превратилось в желание спомощью новой песни показать, насколько он меня желает. Я пыталась спорить,хотя сама стремилась к тому же, но пальцы Эвана тронули струны, еще пока мыцеловались. А когда я притянула его к себе и отняла гитару, он запел без нее.Мы оказались у стены, и тихий хрипловатый голос певца скользил по мне, как ижадные руки. Мне хотелось, чтобы то и другое продолжалось вечно. Я не знала,как нас остановить. Я потерялась в звуке и ощущении его, и плотскаясоставляющая мешала мне противиться музыкальной.
Когда он вынырнул глотнуть воздуха, то схватил гитару иутянул меня за собой на пол. Он уселся передо мной, вжимаясь спиной в моюгрудь, чтобы оказаться ближе, и искушение безжалостно вцепилось в меня. Мояволя дрогнула. Я покосилась на будильник и облегченно выдохнула. Два сорокпять. Энди скоро приедет. Я могу ненадолго расслабиться. Насладиться еще однойпесней, пока ее нет.
Эван пел о разорванных отношениях. О некой девушке, котораяпонимала его и любила, но возмущалась его потребностями. Я сказала себе, что наэтот раз буду просто слушать. Оставаться вовне. Но звуки кружились у меня вголове, пока не оказалось, что я уже не могу сосредоточиться на чем-то другом.Я увязла в словах, потерялась в чувствах и начала понемногу вкладываться в них,даже не понимая, что делаю. А потом я уже не вспоминала о часах.
