падения… Евгине, ты что, опять плачешь? Не надо, милая, я же сказала, это пройдет. Тогда у меня через два дня прошло…
— Лена, Лена… тогда папа под машин попал, а сейчас кто под машин попал, а? Лена?
Елена смотрела в сторону, поверх ее головы, немигающим, остановившимся взглядом.
— Арсен… — произнесла она тем же отрывистым, пугающе спокойным голосом.
— Что Арсен? Что с Арсеном? Лена…
Но вместо ответа Елена принялась шарить руками по домотканому ковру на тахте.
— Письмо… Где письмо?
— Здесь. — Евгине быстро встала и подняла с пола письмо. — Вот. Это кто писал? Не Арсен?
Елена ответила не сразу.
— Понимаешь, когда я прочитала письмо, мне показалось, кто-то сзади сильно ударил меня по затылку. — Елена поднесла руку к голове. — Вот сюда… Очень больно было… Так больно, что я закричала… Потом… не помню… Кажется, я закрыла глаза. А потом, когда опять открыла, все уже было темно, я ничего не видела… Понимаешь, Евгине, он отказывается от меня… Арсен отказывается от меня. Он говорит, что я… будто я… только, прошу тебя, никому ни слова об этом, ладно? А то ведь стыдно же! — Елена перевела дыхание и коротко пересказала содержание письма, опуская места, касающиеся самой Евгине.
Арсен писал, что знает: Елена ушла из дома с благословения Дмитрия и сейчас живет у Евгине.
«Вот уж не ждал от него такой подлости — мог бы сообразить, что своим уходом ты втаптываешь в грязь не только моих родителей, но и меня. Я вполне допускаю, что тебе у Евгине куда как свободнее живется, не правда ли?.. Но, по мне, уж лучше бы ты вспомнила о простой порядочности и уехала бы в свой Волхов. Все равно ничего хорошего из нашей встречи уже не будет, ты слишком многое себе позволяла…»
Почти не слушая ее, Евгине смотрела на Елену, на ее немигающие, незрячие глаза. Она никогда не видела, чтобы вот так, ни с того ни с сего, человек, только что нормально видевший, вдруг ослеп. Она не верила собственным глазам, но убедилась, что такое возможно.
Но смысл сказанных Еленой слов постепенно дошел до ее сознания.
— Что-о? Арсен отказывается?! Не верь! Лена, не верь! Это они написали ему! — Она опять перешла на русский. — А он, дура такой самаседчий, тебе написал такой ерунда! Я сейчас пойду к ним, я им покажу!
— Нет, нет, что ты, Евгине, пожалуйста, не надо никуда ходить! — испуганно отозвалась Елена, хватая ее за руку. — Это ничего не изменит, я сама напишу ему, объясню… А что я ему объясню, сама не знаю… — Елена безнадежно развела руками, произнеся с недоумением: — Но ведь не может он вот так просто взять да и отречься от меня! Это же слишком жестоко. Ведь он знает, как я его люблю. Боже мой, люблю сильнее всего на свете! За что же он так?
Елена вдруг замерла, словно прислушиваясь к чему-то.
— А как он узнал, что я живу у тебя?
— Не знаю, — растерянно проронила Евгине. — А правда, Лена, как узнал? Значит, это они написали ему, эти старухи!
— Но они же не знают его адреса — с тех пор, как я была у него, он не написал ни одного письма…
— Значит, он написал…
Иного объяснения, собственно, и не было. Арсен написал родителям (или Елене), родители скрыли письмо, а Арсену сообщили, что Елена сейчас живет у Евгине, и уж наверняка кое-что от себя добавили, раз Арсен вспомнил в письме о Рубене Григоряне (в своем пересказе Елена не стала упоминать его имя).
Елена вдруг прижала обе руки ко рту, словно заталкивая назад рвавшийся из горла крик.
— За что так, а? Ведь они же знали, как я ждала его письма!
Евгине схватила ее за плечи и прижала к себе.
— А ты плачи, Лена, плачи, — с глазами, полными слез, говорила Евгине, — плачи, роднинки, обизателно поможет.
— Чему поможет?
— Я разве знаю? — шмыгнула носом Евгине. — Но когда плакаешь, сердца легкий становится.
— Нет, Евгине, у меня уже нет сил на это. И слез нет. Я как будто иссохла вся…
— Что сделать для тебя, Лена джан? — спросила Евгине, снова перейдя на армянский. — Что мне делать, чтоб тебе немного полегчало? Ты только скажи. Лена, я все сделаю! Ты только скажи, я не могу видеть тебя такой!
— Ничего не надо, милая, ты и так намучилась со мной. Я знаю, ты сейчас больше меня страдаешь… Я так жалею, что навязалась тебе…
— Лена, не смей так говорить!
— Нет, правда, лучше бы я тогда уехала с Дмитрием… — Они немного помолчали, прижавшись друг к другу, не зная, о чем говорить и что делать. Потом Елена отчеканила: — Когда мне станет легче, ты передай как-нибудь Габриелу Арутюновичу, что я хочу его увидеть.
— Кого? Зачем он тебе? Если хочешь, я сейчас пойду за ним.
— Нет, сейчас ни к чему, не хочу показываться ему в таком виде.
— Хорошо, Лена. А что ты хочешь ему сказать? Если что-то очень важное, я уже сейчас передам ему.
— Нет, ничего срочного. Просто я хочу его видеть. Он такой сильный и всегда спокойный. И когда он бывает рядом, я чувствую себя увереннее.
— Он очень хороший человек, только дурак, женился не на мне, — вздохнула Евгине.
Утром Елена проснулась рано и, еще боясь открыть глаза, повернулась лицом туда, где, по ее расчетам, должно быть окно. Полежала так немного с трепещущим сердцем и закрытыми глазами. А потом, решившись, сразу и широко раскрыла их. И ничего не увидела: вокруг нее царила та же непроницаемая, без единого просвета, чернота…
На соседней кровати зашевелилась Евгине.
— Лена, ты уже проснулась? — шепотом спросила она на случай, если та еще спит.
Евгине говорила на армянском, Елена уже хорошо понимала.
— Я давно проснулась, — отозвалась Елена. — Уже рассвело?
— Светает. Ты все еще не видишь?
Елена не ответила. Евгине вздохнула и начала одеваться.
— Ты на работу? — спросила Елена.
— Какая работа, пойду позвоню доктору Шахгельдяну.
— Не надо доктора, — резко оборвала Елена.
— Как не надо? Он сам сказал: если что, позвони.
— Это было давно, а сейчас он мне ничем не поможет. Я знаю, что он скажет. Покой, не нервничать, дышать свежим воздухом… Устала я от всего этого. Лучше подойди ко мне. Сядь рядом.
— Что с тобой, Лена?
Евгине, полуодетая, прошлепав босыми ногами по половицам, села на край Елениной кровати. Та на ощупь нашла ее руку и сжала в своих ладонях.
— Я сейчас видела сон.
— Какой сон? — встревожилась Евгине.
— Будто я совсем маленькая, сижу у мамы на руках и почему-то плачу.
