в первом классе, а Мэдисон и Луну больше волновали красивые платья и банты, чем погремушки и одеяльца. Как бы мне ни хотелось, чтобы они навсегда остались малышами, все это было частью взросления. Я просто ненавидела, что все это проносилось мимо меня.
Так что в тот вечер мы ели отвратительные вегетарианские бургеры с черной фасолью и спаржей, потому что я отказывалась пропускать что-либо еще. И мне было абсолютно не стыдно.
Съежившись, я откусила кусочек своего бургера, а затем попыталась улыбнуться, пережевывая его.
Телефон Изона зазвонил, и он нахмурился, взглянув на экран.
– Номер из Лос-Анджелеса. Думаю, стоит взять. Справишься тут сама?
– Да. И к тому времени, как ты вернешься, на столе будут стоять три чистые тарелки. – Они будут чистыми, потому что я выброшу остатки в мусорное ведро и сделаю бутерброды с арахисовой пастой, но ему не обязательно было это знать.
Наклонившись, он поцеловал меня в макушку, после чего, извинившись, поспешил в другую комнату, отвечая на звонок.
– Алло… Да, это я.
Ашер не только доел свой бургер, но и расправился с остатками моего. Изон был прав: нужно записать его к врачу и обсудить полное отсутствие у него какого-либо вкуса. Когда девочки доели свои бутерброды, а Изон все еще не пришел, я угостила их пиратским десертом. Это были три миски с водой, наполненные фруктами. Я дала им маленькие пластиковые шпажки, которые они могли использовать в качестве шпаг. Это была менее слюнявая версия «охоты за яблоками», которую они все оценили.
Пока они хихикали, пытаясь заполучить десерт, я отправилась на поиски своего мужчины.
Ориентируясь на голос, я дошла до гостиной в передней части дома.
– М-м-м. Да, конечно. – Его глаза встретились с моими, как только я завернула за угол. Его волосы были взъерошены, как будто он постоянно теребил их, а его лицо было таким бледным, что мое сердце невольно замерло.
– Что случилось? – беззвучно спросила я.
Покачав головой, он поднял вверх палец, прося, чтобы я подождала.
– Нет, это не проблема. – Его кадык дернулся, когда он сглотнул. – Да. Нет, я очень ценю это. Это… – Он рассмеялся, и, хотя его смех звучал вполне искренне, в нем было гораздо больше эмоций, чем просто веселье. – Спасибо. – Он наконец-то улыбнулся своей широкой и лучезарной улыбкой. – Буду с нетерпением ждать. Хорошо. Увидимся. Спокойной ночи. – Нажав на экран, он закончил разговор. Или, по крайней мере, мне так показалось. Но он вновь поднес телефон к уху и сказал: – Алло. Алло. Кто-нибудь меня слышит?
– Что ты делаешь? – спросила я. – Кто звонил?
– Одну секунду. – Опустив голову, он продолжал нажимать что-то на экране, и только тогда я заметила, что его руки слегка дрожат. – Господи, как выключить эту штуку?
Я сделала несколько шагов по направлению к нему.
– Изон, милый. Что случилось?
– Одну секунду. Одну секунду. Одну секунду. – Он подошел к дивану и откинул одну из подушек, пряча под нее свой телефон. Не удовлетворившись и этим, он схватил две другие подушки и положил их поверх.
– Теперь порядок, – сказал он, поворачиваясь ко мне лицом.
– Зачем ты спрятал свой телефон?
– Потому что я изо всех сил пытался сохранять спокойствие и не хочу, чтобы Леви Уильямс услышала, как я кричу… – Он глубоко вздохнул, а затем заорал во все горло: – Я буду выступать на чертовой премии «Грэмми»! – Бросившись вперед, он заключил меня в объятия.
– Бог ты мой! Ты серьезно? – Я рассмеялась, когда он начал кружить меня по комнате.
– Она должна была исполнить «Переворачивая страницы» в дуэте с Генри Александером в качестве специального гостя церемонии, но он заболел, и ей нужен кто-то, кто знает песню и сможет заменить его в столь короткие сроки. Мое имя всплыло в разговоре, и так как она сама начинала в качестве автора песен, она подумала, что это будет идеальным решением. Она хочет, чтобы я выступил с ней. На «Грэмми». Перед всеми теми людьми, которые имеют вес в музыкальной индустрии. Через два дня!
– Подожди. Через два дня? В смысле, прямо два дня?
– Да. В это воскресенье. Они покупают билеты на самый ранний рейс на завтра. – Он уже тяжело дышал, но так и не поставил меня на пол.
Он продолжал целовать меня, отчего у меня перехватывало дыхание.
– Что вы тут кричите? – спросил Ашер, врываясь в комнату с двумя девочками, следующими за ним по пятам. Все трое бодро размахивали миниатюрными шпагами.
Я понятия не имела, с чего начать объяснение и как дать им понять, насколько это важно для Изона.
Я сидела с ним на улице в тот вечер, когда песня дебютировала на радио. Его торжественное лицо, когда объявили имя Леви. Его искрящиеся глаза, когда он узнал, что я ходила на станцию и просила указать его как автора песни.
Это был его шанс после более чем десяти лет мечтаний. Самый высокий из взлетов был, когда он подписал контракт со звукозаписывающей компанией. Самое горькое падение – когда от него отказались. К моему стыду, я не поддерживала Изона в те дни, так что, как бы много мы ни говорили об этом, я могла лишь предполагать, как сильно он переживал в тот период.
Но что я знала наверняка, так это то, как усердно он работал. Сколько часов он проводил каждую ночь за пианино или с гитарой в руках. Приходя домой измученным после концерта и просыпаясь всего через несколько часов, чтобы побыть рядом со мной и с детьми. Люди громко хлопали дверями у него перед носом, пока он пытался стать популярным, и в то же время те же самые люди спрашивали, написал ли он что-то новое.
Это была его страсть и ответственная работа.
Испытания и беды.
Он падал на самое дно, но все равно поднимался.
Но я не могла объяснить всего этого детям.
Так что я подобрала те слова, которые они точно поймут.
– Изона покажут по телевизору!
Они все начали кричать и прыгать вокруг нас. Изон поставил меня на ноги, но только для того, чтобы заключить всех троих детей в одно гигантское объятие, так что их маленькие ножки барахтались в воздухе из стороны в сторону.
Говорят, что радость, как и беда, не приходит одна. На протяжении двух лет это было справедливо по отношению к нашей жизни. Драма и трагедии одна за другой. А теперь сначала новость о Луне, а теперь вот это – было так приятно видеть, что свет приходит и во время шторма.
Но даже несмотря на то, что
