class="p1">Дома ожидал Витя. Он догадался о нападении еще на пороге: лицо опухло, царапины, вещи подраны. Аня метнулась в ванную, но брат закрыл дверь.
– Ты была там? Была в лесу?
Громкие вопросы – преддверие ссоры. Аня отступила на шаг, заглядывая в зал.
– Где бабушка?
– Отвечай мне! – повысил голос Витя. Его взгляд нервно опускался к разорванному подолу сарафана, наливался кровью. – Что он сделал? – спросил ожесточенно. – Отвечай! Что?
Аня зажала уши руками. Голова раскалывалась, вернувшийся запах гари крутил колесом мысли.
– Ничего. Ничего не сделал. Собаки спугнули. Там ищут Алену, услышали мои крики. Байчурин здесь.
Взгляд брата немного прояснился. Витя прокашлялся, спросил обеспокоенно:
– Откуда грязь? И волосы влажные. Ты себя видела? Видела? – Он схватил ее за плечи.
– А ты? – вдруг прошипела она. – Ты еще узнаешь себя в зеркале?
Витя отступил, вглядываясь ей в глаза и, быть может, представляя, каким уродливым отражалось ее лицо.
– Мне нужно в ванную.
Витя обхватил рукой голову, сокрушаясь:
– Сыч ведь обещал мне. Обещал. Ты что-то нашла?
– Я хочу тебе помочь! – Она заметалась растерянно. – Ты ведь не причастен, Вить? Не причастен к пропаже той девочки? Вы собачились постоянно. Мне бабушка говорила. Что Сыч тебе обещал?
Витя зло сверкнул глазами и отвернулся.
– Как ты мог пойти на сделку! – вспылила, рубя руками воздух. – Это же сгнить заживо.
– А ты бы не пошла?
– Сыч намеревался убить меня. Там, в лесу. Эта тварь уже тащила на дно.
Витя обул кеды, накинул ветровку.
– Куда ты собрался? – Она побежала следом, задерживая его во дворе. – Стой! Не ходи к нему. Вить, умоляю.
Аня вцепилась в его одежду, и Витя распсиховался, не зная, как ступить вольно шаг:
– Уйди! Мне на работу нужно. Я и так час угробил на поиски.
– Не делай глупости! – Аня схватила его за руки. – Поклянись, или я сейчас же пойду к Сычу.
– Аня! Да что с тобой?
– Обещай мне.
– Рехнулась. – Он изворачивался, превосходя в силе. – Всё. Успокойся. Бабушка идет.
Они притихли, когда калитка скрипуче открылась. Витя изобразил старушке улыбку, бросая сестре на ходу: «Вечером поговорим».
***
Вечер ревниво прятал улицу в темноте. Аня ютилась в углу дивана, кутаясь в плед с головой и поглядывала на сидящего рядом брата. Бабушка ушла к Никольским с пирожками за сплетнями. Комната подрагивала беззвучными кадрами фильма.
– Сыч выгнал меня с угрозами, – признался Витя. Растерянность на его лице сменялась апатией. – Ты думала, я не знал о маме? Знал. Сыч посвятил. Весной. Только о племени смолчал. Бредил, что мы священные привратники, изгои.
После длительных препирательств разверзлась пустота. Аня уже не чувствовала сил удивляться.
– Он психопат, Вить. Нужно заявить в полицию.
– Таня сунулась к участковому с расспросами о Вике. Ты в курсе? Намеревалась идти с заявлением.
Аня кивнула.
– Перстень на лапе монстра – Тани. Янтарный перстень, представь? – Она сложила лодочкой руки. – Чем могрость связана со слугами? Цепь… Мне Байчурина обмолвился о цепи. Тебе не рассказывали?
– Сыч никому не доверяет. Я даже не знаю, насколько Ярмак в курсе дел.
– А Надя? Лора?
– Лора с фингалом второй день ходит. Говорит, пакет с полки упал. Бред. Когда мне Ярмак врезал, я тоже плел про банку с полки. Но я его задел тогда. – Витя глупо усмехнулся, а потом набычился. – Он на Вику напал в кафе, хотя Сыч сам позвал: плел о работе. Лорка натравила, приревновала.
– Она покрывает их.
– Аня, здесь все напуганы.
– И все покрывают убийц!
– Я тоже.
Телевизор ослепил белой вспышкой искр. На экране замерцал космос.
– Люди гибнут, гибнут, – наседала Аня. – Дети…
– Не назвал бы Евлахову ребенком.
– А Вику?
Брат содрогнулся от вопроса, как от ножа в спину.
– Я не причастен к исчезновению Евлаховой. Мне не жаль ее, но я ни при чём. Что ты смотришь? Ни при чём.
– Тише! Прости. Голова дымится от новостей.
Аня присмирела, боясь разрушить хрупкое единение.
– Поверь, обиды угаснут со временем, – предсказывала она вслух. – Останешься только ты и твое бездействие.
– И ладно. Мне есть, что терять.
– Себя. Ты себя потеряешь. И разом всех нас. Не станет того человека, который пожертвовал. Останется ненависть. И могрость. Оглянись. – Она повернула в полумраке голову. – Что стало с Викой? С Гришей? С нами? – Экран высветлил лицо брата синевой. Аня с надеждой ухватилась за обращенный к ней взгляд. – Могрость сожрет память, и отберет у тебя мать.
– Хватит! – Витя отбился рукой от слов. – Завтра уедешь. Мы договорились. – Он раскачивался в такт собственным выводам. – Я с Сычом улажу, он одумается. Мы ведь «привратники», – и скривился стыдливо.
– Они убили ее? Алену?
– Не вмешивайся, не лезь в клетку к оборотням.
– Говоришь, как Байчурин. – Аня нахмурилась.
– А он что? Тоже испугался. Обнимал пса, едва не плакал. Деньги совал, благодарил.
– Но ты ведь спас Грома.
– Врачи спасли. В школе ребята деньгами скинулись.
– Не прибедняйся. – Аня посмотрела на экран телевизора. Анимация переливалась самоцветами, грозный паровоз вращал золотые колеса среди облаков. – Жаль не удалось спасти Тая.
Она приготовилась, что брат вновь пуститься обвинять ее в малодушии и безразличии, но Витя только бессильно выдохнул:
– Жаль.
– Сходим завтра к нему на могилу? Утром, до автобуса? Мы успеем. Идет?
Аня придвинулась, положила голову Вите на плечо, будто они еще дети. Вот Дина сейчас пригрозит манной кашей, а они заупрямятся сонно: «Сказку!» Витя уступил, сжал ее протянутую ладонь в пальцах. Они смотрели теперь мимо телевизора, в черноту окна.
– Ты должен был позвонить. Мы бы воевали за него вместе.
Часы на стене постукивали метрономом.
– Он так жутко скулил, когда ты плакала. А ты бы плакала, знаю. И Бродяга бы не держался бойцом. Он был бойцом, помнишь?
Аня горько усмехнулась ему в ответ; тело обмерло, вдруг оказалось в стерильной комнате, у операционного стола. Она сжимала руку брата и словно смотрела его взглядом на мертвый итог борьбы. Стены зала проступали мутными призраками, как лица погибших, исчезнувших без вести людей, – проступали тускло, угасали в пелене слез бессилия.
Глава 18. Сражение
На рассвете туманы летели к солнцу, а земля горевала росой. Щебет птиц дрожал на периферии слуха. Витя с Аней двигались мимо цветущей изгороди сирени – в ярко-зеленую леваду, навстречу полчищу туч.
– Плохо спала? – спросил Витя, предлагая ей возможность выговориться перед отъездом.
За полчаса пути они обменялись ломанной чередой фраз. Аня шагала понуро, изучая округу и виноватым взглядом провожая кладбище.
– Сырость. – Она запахнула полосатый кардиган. – Ненавижу туманы.
Витя согласно вздохнул:
– Как в западне, не видно ни черта. Сонливость. Аварии.
