К вечеру снова повалил снег. Казалось, что кто-то там, в вышине, просеивает муку сквозь крупное сито. С тускло-серого неба обильно сыпались пушистые белые хлопья, вблизи похожие на неряшливые комки ваты.
Человек медленной, неуверенной походкой приблизился к окну, принялся вглядываться в даль со второго этажа, почти вплотную прижавшись лицом к стеклу. Поселок лежал внизу – тихий и безмолвный. Человек ясно видел его мысленным взором: аккуратные коттеджи, выстроенные в разных стилях – в соответствии со вкусами и финансовыми возможностями хозяев; недостроенные дома, фонари, глухие заборы, деревца, гаражи… Однако за сплошной стеной снегопада толком ничего разглядеть не удавалось.
Впрочем, это не имело особого смысла.
Остаться в одиночестве в большом красивом доме – разве не этого хотелось? Не об этом страстно мечталось прежде?..
Теперь сбылось. Никого больше нет. Пропали пропадом, провалились в тартарары.
«Только я блуждаю по комнатам, как никому не нужная, неприкаянная, нелепая тень».
Подавив вздох, человек отвернулся от окна, прошел в глубь комнаты, сел в кресло.
Кажется, Бернард Шоу советовал мечтать осторожнее – ведь мечты имеют обыкновение сбываться. Вот сбылось – и что сейчас с этим делать?
И назад ничего не вернешь. Этого еще никому не удавалось, как ни проси. Да и кого просить? У Бога? Есть ли он вообще? А если и есть – разве услышит?
На комнату медленно наползала темнота. Совсем скоро она станет и вовсе непроглядной: двух шагов не сделаешь, чтобы не споткнуться. Прежде эта чернильная мгла пугала, тревожила, будоражила воображение. Но все чувства постепенно растаяли – ушли вместе с остальными обитателями дома.
Теперь остается лишь одно – ждать. Скоро, уже совсем скоро, наверное.
«А если нет? – ударила мысль. – Если это навсегда, навечно? Если этот дом станет моей тюрьмой, моей могилой?»
Никто не спасет. Никто не услышит.
Человек скорчился в кресле и прижал ладони к лицу в напрасной надежде защититься от неизбежного.
Глава первая. Первое января. Утро. Роза
Она проснулась, но долго лежала, не открывая глаз.
Главное – не думать ни о чем, не пытаться сосредоточиться, не ковыряться в памяти. Голова должна быть абсолютно пустой, сознание – свободным, тело – расслабленным. Вот единственно верный способ поскорее снова заснуть. Ни счет до ста, ни глупые овцы, прыгающие через веревочку, никогда ей не помогали. Да и никому не могли помочь, наверное.
Спать, спать, ну пожалуйста! Спать и не обращать внимания на то, как себя чувствуешь. Спустя какое-то время полегчает. Только так можно пережить похмелье – просто переспать его. Так всегда говорит Ленка – а уж она-то знает толк в таких вещах. Что с чем смешивать, как закусывать, какими таблетками лечить неприличные болячки…
Непрошеная, незваная, Ленка беспардонно вторглась в ее мысли. Как обычно, собственно. Ленка всегда сваливалась как снег на голову: не важно, утро или вечер, хотят ее видеть или нет, одна Роза или с… Вот уж нет! Его в свои мысли точно нельзя пускать! Иначе снова и снова придется разматывать спутанный клубок, в который превратилась жизнь по его милости. Прокручивать в голове причинно-следственные или какие там еще бывают связи, зная, что все без толку. Результат всегда один и тот же: запутываешься еще сильнее.
Похоже, заснуть больше не удастся – пора с этим смириться. Она прислушалась к своим ощущениям. Господи, хуже просто не бывает! Во рту отвратительный кисловатый привкус, и зубы будто приклеились друг к другу. Разумеется, на ночь Роза их не почистила.
К горлу подступила тошнота, Роза судорожно сглотнула и попыталась сделать глубокий вдох. Голова немедленно отозвалась острой вспышкой боли, и девушка едва не застонала. В довершение всего ужасно, просто невыносимо хотелось в туалет.
В детстве мама постоянно внушала: ни в коем случае нельзя терпеть. А то мочевой пузырь разорвется, и ты умрешь в страшных мучениях, не успеют довезти до больницы. Если все же приходилось терпеть – на уроке, в музыкальной школе или в гостях, маленькая Роза тряслась от ужаса и ждала, что коварный пузырь вот-вот взорвется внутри нее и превратит внутренности в кровавую кашу.
Детство вообще было полно всевозможных запретов, нарушение которых грозило обернуться страшными болезнями или смертью.
Не ходи по холоду без шапки – заболеешь менингитом. Не гуляй по лесу в шортах – укусит клещ, начнется энцефалит и тебя парализует. Не трогай ржавые гвозди – обязательно поранишься, ранка может быть такая маленькая, что не заметишь, но яд попадет в кровь, заболеешь столбняком. Не пей холодное молоко – начнется гнойная ангина. Не кусай губы – от этого бывает рак.
Розе не позволялось завести кошку, потому что это рассадник заразы: не лишай, так блохи, не блохи, так токсоплазмоз. Собаки тоже представляли опасность: в газете писали, как один пес внезапно взбесился и вцепился в лицо своему хозяину – маленькому мальчику. Ребенка едва спасли, но он на всю жизнь остался инвалидом с изуродованным лицом.
Нельзя красить волосы, мазать помадой губы, пользоваться тушью. Волосы выпадут, губы станут блеклыми, а ресницы – редкими и белесыми.
Разумеется, нельзя курить, пить спиртное, целоваться с мальчиками…
Поначалу Роза верила матери на слово, но, подрастая, принялась подвергать многочисленные страшилки сомнению. Тем более что все вокруг только и делали, что заводили кошек, килограммами поглощали ледяное мороженое, а с мальчиками не только целовались, но делали и много чего другого, явно не менее опасного.
Испытывая поначалу священный ужас, смешанный с шальным восторгом, Роза вдохновенно принялась нарушать материнские запреты. Кусала губы, валялась в шортах на траве, гладила соседских собак и кошек… Когда ничего страшного не случилось и она поняла, что не заболеет и не помрет, пошла дальше. Матери, влияние которой становилось все более слабым, не удавалось остановить дочь.
Хотя, если уж по правде, в своем желании протестовать не стоило заходить настолько далеко.
А ведь мать не всегда была такой. Роза смутно помнила ее веселой, беззаботной, смешливой. Никаких параноидальных мыслей, никакого страха перед жизнью. Да и желания все контролировать она тоже вроде бы не имела, главой семьи был папа. Но после смерти отца мать резко изменилась, сделалась другим человеком – и ее отношение к дочери тоже стало иным.
Но в одном мать точно была права: терпеть в самом деле вредно. Нужно вставать, ничего не поделаешь.
