на нее. – Прогуляемся?
Аня шагала смертницей, вглядываясь с надеждой в пролеты между деревьями. Лес молчал. Позади Сыч рассуждал о хищных законах природы. Она с трудом вникала в его псевдофилософскую болтовню, следя за конвоем тлетворных монстров.
– Куда мы идем? – заглушила вопросом хохоток.
– Душновато? – Сыч улыбнулся.
– Нет.
– А я думаю: в самый раз искупаться.
Они вышли к озеру. Вдоль каменистого берега кустилась осока, серели пеплом остатки костра, валялись фантики конфет. Оловянная гладь темнела отражением леса. Сырость проникала болотным зловонием.
Аня остановилась у мшистых коряг.
– Раздевайся! – приказал Сыч.
Довольно наблюдая ее испуг, он пояснил:
– Ты ведь не станешь купаться в одежде?
Аня нерешительно покосилась на разодранный подол сарафана. Он дернул ружьем.
– Можешь начать с обуви.
Опустив взгляд на царапины ниже колен, Аня неуклюже зацепила носком подошву. Выстрел взорвал комья грязи рядом с правой ногой.
– Живее! Не люблю прелюдии.
Босые ноги колола каменная крошка. Аня стянула кофту и беззащитно обхватила себя руками. Новый выстрел словно попал в нее. В ушах звенела ударная установка, и Аня в панике думала: «Как такой гром не слышат?»
– Мне повторить? – прикрикнул Сыч, теряя терпение.
Аня закрыла глаза, холодея от страха и унижения. Руки потянулись к пуговицам, откинули бретельки. Она зажмурилась, когда сарафан скользнул на траву.
Открыв глаза, Аня встретилась со змеиным взглядом Сыча.
– Ступай в воду, Нюта.
Войнуги двинулись на нее палачами. Аня скользила по выбеленным камням, хватаясь за воздух.
– Ты думаешь никто не догадается? – ударила вопросом. – Витя знает о тебе. Знает правду.
– И давно. Он ведь как брат мне. Разве я желал зла? – рассуждал огорченно Сыч. – Я бы тебя не обидел.
Озерная вода резала холодом, тянула судорогой. Ноги грузли в ил, тело бил озноб. Глаза до боли вглядывались в мутную воду, а дрожь вытесняла страхи. Аня утерла нос рукой, но слезы катились по щекам горячими угольками.
Монстры прошли рядом, исчезли под водой, оставив только мелкую рябь. Одна нога провалилась в грязь – Аня потеряла равновесие, вскрикнула. Вода хлынула в горло, дыхание замерло. Ее утягивали на глубину. Она брыкнулась, оцарапывая колени. Грубая хватка слабла. Задыхаясь, Аня вынырнула, руки нащупали каменистое дно, и она ползком устремилась на мель.
На берегу остервенело лаяли две овчарки. Узнав желтый ошейник Грома, Аня хрипло закричала во всю мочь. На крик выбежали трое охотников, замерли, пораженные странной картиной. Сыч опустил ружье. Охотники справились с удивлением, раздраженно прикрикнули на овчарок. Гром рокотал яростью.
Мужчины переглядывались, к Ане долетали лишь обрывки их фраз: «… это с ней? – …откуда?.. – …утопленников».
– Эй! – обратился к ней один. – Ты в порядке?
Аня пристыженно сидела в воде, боясь пошевелиться и разрыдаться.
«…не знаю, – оправдывался Сыч, – я бежал на крики».
Гром умолк. За спинами незнакомцев Аня узнала Байчурина. Он протянул ей свою куртку, сурово повторяя вопросы о нападении. Она стыдливо спряталась в широкую одежду, избегая любопытных взглядов мужчин.
– Зачем одна? – гневался Байчурин. – Я же просил! Вот гаденыш!
Аня схватила его за руку, споткнулась, но преградила путь.
– Не надо, – взмолилась шепотом. – Пусть уходит. Они здесь, – отвела испуганный взгляд в заросли осоки. – Здесь повсюду.
Байчурин колебался, поглядывая через ее плечо зверем. Желваки заиграли, рука легла на ружье. Он крикнул:
– В порядке, мужики! Плавать училась.
Те сердобольно опять напомнили ей об утопленниках и холоде. Овчарка поскуливала, металась у озерной кромки, и охотники пошли вдоль берега, размахивая руками в бурном обсуждении новых маршрутов.
Сыч удалялся с ружьем в сторону поселка.
– Одевайся, Ань, – успокоил Байчурин, смотря ему в спину. – Провожу тебя. Теперь он озлобится.
Гром рыскал по следам грызунов. Они шагали по утрамбованной дорожке: Байчурин торопился, Аня отставала на шаг.
– Откуда здесь охотники? – спросила она, с трудом вспоминая внешность спасших ее.
– Какие из них охотники? Ружей нет. Это родственники Евлахова. – Байчурин замедлил шаг, давая ей отдышаться. – Быстро иду?
Аня кивнула.
– Он не уйдет, и я понимаю. Я бы тоже искал до потери сознания.
– Это Евлахов привлек вас к поискам?
Байчурина окликнул Грома.
– Не совсем, случайно с его братом столкнулся в магазине. Он попросил помочь.
– И думаете, что получится? Помочь?
Гром выбежал вперед, узнавая маршрут по запаху. Байчурин ответил неуверенно:
– Я здесь больше трех лет проработал. Все тропы и закоулки прошел.
Аня развернула фотографию, демонстрируя лесничему.
– А это место вам знакомо?
Байчурин остановился, всматриваясь в зернистое изображение.
– Даже не знаю. – Приблизил снимок. – Похоже, со стороны степи. За ложбиной лес светлее. А что это за дерево?
Аня озадаченно смотрела на темные ветки. Все деревья ей казались одинаковыми.
– Какое?
– Вот это, – ткнул он пальцем в центральное. – На дуб не похоже. Кора рыжеватая. Ты ради этого сунулась в лес?
– Да.
– Невелика подмога. И записей нет?
– Никаких.
Аня чувствовала себя опустошенной, израненной, даже мысли вызывали боль. Байчурин себе на уме шагал.
– Как брат?
– Изменник, – выдавила обиженно. – Работает у Сыча, а меня знать не желает.
Она вытерла ладонью щеку, оставляя грязные разводы.
– Брат переживает, – вступился Байчурин. – Тут… я ему вроде как обязан. – Он взглянул на пса и пояснил: – Витя Грома выхаживал, пока я под арестом сидел. Отравили его. Он голодный слонялся, вот и… Ладно, что уж. Пусть обращается, если что.
– Он? Обращается? – Аня закашлялась. – Да ни в жизни. Глупый и упрямый! Дитя малое!
– Ты ненамного старше.
Аня почему-то засмеялась и остановилась, хватаясь за живот.
– Извините. Нервы. Бросьте оправдывать его, – она решительно приосанилась, – помогите мне отыскать могильник. В лесу могильник племени – мне археолог сказал, Окулов. Дина знала. Кости нужно сжечь.
Ее азарт не передался Байчурину – наоборот, он спрятал руки в карманы, осмотрелся и спросил взыскательно:
– Думаешь нам позволят их выкопать? Спятила? Нас загрызут раньше, чем лопату опустим.
– Но Дина ведь повери…
– Нечи и могрость насмерть скованны, только, где та цепь? Ты не Дина. Не ходи больше сюда. Эта напасть, как Гидра: рубишь – вырастает. Рубишь – вырастает.
– Вы вернулись.
Байчурин почесал щетину, смотря на Грома в солнечном подарке племянницы.
– Время идет, а совесть гложет. И ненависть.
– Могрость здесь отравила всех.
– Если люди пропадают – не всех, получается. Так?
– И мне оставить брата? – Аня преградила собеседнику путь. – Да? Пусть превратится в такого же выродка, как Сычев?
Байчурин шагнул в сторону, рукой похлопывая по ноге – зовя пса.
– Витя останется жив. Поверь, ой как не мало. Евлахов бы согласился. И я. – Он глянул в лес, понурил голову. – Дал бы кто нам выбор.
Байчурин сожалением опустил лапищу на ее плечо, и простившись, зашагал без оглядки прочь.
***
