якобы полностью лишил его способности сосредоточиться. Заминки у него случались, лишь когда ему задавали такие вопросы, которые явно были для него слишком неловкими, чтобы он отвечал на них правдиво. Тогда он снова призывал на помощь амнезию, вызванную повреждениями мозга.
Во время перерыва в судебном заседании (после того как было убедительно показано, что истец не страдал ни от каких подобных симптомов, пока не нашел в интернете описание последствий воздействия такого газа) я сказал этому барристеру, представлявшему сторону защиты: «Всё, победа за нами!» (Признаться, я с самого начала сильно желал, чтобы справедливость восторжествовала, то есть истец ничего не получил, — хотя, конечно, как эксперт я формально оставался нейтрален.) Какая наивность!
— Вовсе нет, — мрачно возразил барристер. — Для нас все складывается очень скверно.
Да как такое могло быть? Мне просто не верилось: в суде же было показано, что сам по себе газ не нанес истцу никакого вреда.
— Почему же? — спросил я.
— Заявят, что если бы он не подвергся воздействию газа, то не стал бы смотреть его эффекты в интернете. А значит, сейчас он страдает все равно что от газа — как если бы его страдания стали прямым результатом такого воздействия.
— Но это же открывает широкую дорогу всяким мошенникам, — заметил я.
— Таков закон, — отозвался он, сдвигая парик на затылок (что делают многие барристеры в момент раздражения).
В итоге судья присудил истцу около 5 % суммы, на которую тот претендовал.
Мне показалось возмутительным, что истцу вообще присудили какую-то компенсацию: это казалось явным поощрением лжи и преувеличений. Работодателю истца выписали колоссальный счет, так как было решено, что судебные издержки оплатит он. Ему приходилось оплатить не только собственные (в том числе и мой гонорар — совершеннейший пустяк по сравнению с прочими суммами), но и издержки истца. Вероятно, общая сумма составила многие сотни тысяч фунтов.
Вынося решение, судья предпочел свидетельства нейрофизиологов тому, что видел собственными глазами и слышал собственными ушами. Ведь судья лично наблюдал, что истец вовсе не страдает от какого-либо нарушения концентрации: в этом отношении его способности оказались намного выше, чем у среднего человека (и никакой неполноценности по этой части он, конечно, не испытывал).
Конечно, если уже существовали законы, по которым нахождение симптомов в интернете равнозначно их возникновению из-за физического воздействия, у судьи не оставалось иного выбора, кроме как смириться с таким подходом. Наконец, судья, по-видимому, не сделал никаких выводов об истце на основании того факта, что тот требовал в двадцать раз больше, чем (как решил сам судья) полагалось бы по данному иску: это различие явно было слишком велико, чтобы не счесть истца корыстным вруном, дающим ложные показания. (За это, конечно, вовсе не следовало бы присуждать компенсацию — следовало бы предъявить встречный иск самому истцу, признать его виновным и посадить в тюрьму.)
Мне доводилось участвовать в делах, где истцам присуждали миллионные компенсации в их судебной борьбе против больниц и врачей, допустивших халатность и нанесших огромный ущерб, который в некоторой степени можно было бы «исправить» с помощью денежного возмещения. Но даже в таких случаях наказывается, по сути, налогоплательщик, а не правонарушитель. Несомненно, все это к лучшему. Все допускают ошибки — и, вероятно, почти каждому из нас случается проявить халатность (хотя большинству все-таки удается уйти от какой-либо расплаты за нее).
Жизнь для врачей стала бы невыносимой, если бы им угрожала потеря всего, что у них есть, всякий раз, когда они выполняют какие-либо профессиональные действия. Поэтому им надо позволить страховать себя и разделять эти риски со всеми своими коллегами. Но такая страховка не равнозначна правосудию, и я никогда не встречал ни одного дела, где человек, ответственный за ошибку, которая обошлась дорого, так уж много потерял бы из-за нее. Часто халатность не вина только одного человека, но и совокупность мелких недоработок, ни одна из которых не является серьезным
преступлением. Ответственность рассредоточивается — не в последнюю очередь распространяясь и на тех, кто должен в таких случаях делать замечание.
И все-таки я не приветствовал идею руководства моей больницы позволить одной адвокатской конторе разместить свою рекламу на экранах, предназначенных для развлечения амбулаторных пациентов (пока они ждут своей очереди в приемной). Фирма (или рекламное агентство, чьими услугами она пользуется) придумала вдохновляющий джингл с такими словами:
Помни: где есть обвинение,
Есть и иск о возмещении.
Может быть, некоторые пациенты входили во врачебный кабинет, надеясь, что врач допустит какую-нибудь халатность — достаточно серьезную, чтобы им за нее заплатили какое-то количество денег, но все же недостаточно серьезную, чтобы разрушить им жизнь?
Люди весьма разнообразны, поэтому не исключено и такое.
Громкие удовольствия
В свое время мне часто приходилось выступать в суде. Организация процесса — нешуточный подвиг: нелегко собрать вместе судью, барристеров и свидетелей, и я не завидую тем, кому по долгу службы приходится этим заниматься. Поскольку «сценарий» слушаний не пишется заранее, невозможно предсказать, когда свидетель появится на месте для дачи свидетельских показаний — «вступит». Иногда за пределами суда болтается много людей, ожидающих, пока вызовут кого-то из них. Лично меня это не беспокоило. Я часто использовал время такого ожидания, чтобы писать статью или рецензию на книгу. Кроме того, я нередко пользовался этой возможностью, чтобы подслушать разговоры между обвиняемыми, которые рассчитывали быть освобожденными под залог, и их адвокатами (как раз перед тем, как им предстояло войти в зал), что давало мне материал для очередной статьи; и потом, мне, пока я дожидался, не переставали платить за мое время (как и адвокатам).
Но один раз даже я немного устал ждать. Мне уже три дня твердили, что сейчас меня могут вызвать «в любое время». На четвертый день я пожаловался адвокату той стороны, для которой мне предстояло выступить в качестве свидетеля.
— Когда я вступлю? — спросил я (несомненно, слегка агрессивным тоном).
— Да о чем вы переживаете? — ответил адвокат настолько любезно, что я тут же почувствовал свою наивность. — Счетчик-то тикает, верно?
Конечно же, я не мог удержаться от смеха. Но меня все-таки несколько обеспокоило сравнение с таксистом, который ждет возле дверей, пока появится его пассажир. Я не мог отделаться от мысли о том, что это пренебрежительное отношение к государственным расходам рано или поздно совершенно нас разорит, пусть даже пока оно приносило мне кое-какую выгоду.
Фредерик Бастиа, великий французский экономический журналист XIX века (единственный автор текстов об экономике, который способен рассмешить читателя), как-то заметил: государство есть средство, при помощи коего всякий норовит жить за счет
