Мистер Сайкс, тащивший за собой Оливера, прокладывал себелоктями путь сквозь толпу и очень мало внимания обращал на все то, что поражалослух и зрение мальчика. Раза два или три он кивал проходившим мимо приятелям и,отклоняя предложение пропустить утреннюю рюмочку, упорно пробивался вперед,пока они не выбрались из толпы и не направились по Хоузер-лейн к Холборну.
— Ну, малый, — сказал Сайкс, бросив взгляд на часыЦеркви Сент Эндрью, — скоро семь часов! Шагай быстрее! Еле ноги волочит,лентяй!
Произнеся эту речь, мистер Сайкс дернул за руку своегомаленького спутника; Оливер по мере сил приноравливался к быстрым шагамвзломщика; он пустился рысцой — это было нечто среднее между быстрой ходьбой ибегом.
Они не замедляли шага, пока не миновали угол Гайд-парка и несвернули к Кенсингтону; здесь Сайкс шел медленнее, пока их не нагнала пустаяповозка, ехавшая некоторое время позади. Увидев на ней надпись «Хаунсло», он совсей вежливостью, на какую только был способен, спросил возницу, не согласитсяли тот подвезти их до Айлуорта.
— Полезайте, — сказал возница. — Это вашмальчуган?
— Мой, — отвечал Сайкс, пристально посмотрев наОливера и небрежно сунув руку в карман, где лежал пистолет.
— Твой отец шагает, пожалуй, слишком быстро для тебя!Верно говорю, парнишка? — сказал возница, видя, что Оливер запыхался.
— Ничуть не бывало, — вмешался Сайкс. — Он кэтому привык. Держись за мою руку, Нэд. Ну, полезай!
Обратившись с такими словами к Оливеру, он помог ему влезтьв повозку, а возница, указав на груду мешков, предложил прилечь на них иотдохнуть.
Когда они проезжали мимо придорожных столбов, Оливер всебольше и больше недоумевал, куда же спутник везет его. Кенсингтон, Хамерсмит,Чизуик, Кью-Бридж, Брентфорд остались позади, и тем не менее они подвигалисьвперед с таким упорством, как будто только что тронулись в путь. Наконец, ониподъехали к трактиру, носившему название «Карета и Кони»; неподалеку от негоначиналась другая дорога. Здесь повозка остановилась.
Сайкс поспешил выйти, не выпуская из своей руки рукуОливера; подняв его и опустив на землю, он бросил на него злобный взгляд имногозначительно похлопал кулаком по боковому карману.
— Прощай, мальчуган, — сказал возница.
— Он дуется, — отозвался Сайкс, встряхиваяОливера. — Дуется! Вот щенок! Не обращайте на него внимание.
— Стану я обращать на него внимание! — воскликнултот, залезая в свою повозку. — А погода нынче славная.
И он уехал. Сайкс подождал, пока он не отъехал на порядочноерасстояние, потом, сказав Оливеру, что он может, если хочет, глазеть посторонам, потащил его вперед.
Миновав трактир, он свернул налево, потом направо. Шли онидолго — позади остались большие усадьбы с садами; задерживались они только длятого, чтобы выпить пива, и, наконец, добрались до города, здесь на стенекакого-то дома Оливер увидел надпись крупными буквами: «Хэмптон».
Несколько часов они слонялись по окрестным полям. Наконец,вернулись в город и, зайдя в старый трактир со стертой вывеской, заказали себеобед в кухне у очага.
Кухней служила затхлая комната с низким потолком, попереккоторого тянулась толстая балка, а перед очагом стояли скамьи с высокимиспинками, и на них сидели грубоватые на вид люди в рабочих блузах. Они необратили никакого внимания на Оливера и очень мало — на Сайкса; а так как Сайксочень мало внимания обратил на них, то он со своим юным спутником сидел в углу,нисколько не стесняемый их присутствием.
На обед они получили холодное мясо, а после обеда сиделиочень долго, пока мистер Сайкс услаждал себя тремя-четырьмя трубками. И теперьОливер почти не сомневался в том, что дальше они не пойдут. Очень устав отходьбы, после раннего пробуждения, он начал дремать; потом от усталости итабачного дыма заснул.
Было совсем темно, когда его разбудил толчок Сайкса. Онпреодолел сонливость, сел, осмотрелся и обнаружил, что сей достойный джентльмензавязал за пинтой пива приятельские отношения с каким-то рабочим.
— Значит, вы едете в Лоуэр-Халифорд? — спросилСайкс.
— Да, — подтвердил парень, который как будточувствовал себя немного хуже, а быть может, и лучше — после выпивки, — ипоеду очень скоро. Моя лошадь дойдет порожняком — не то что сегодня утром, ипойдет она быстро. Выпьем за ее здоровье! Ура! Это славная лошадка!
— Не подвезете ли вы меня и моего мальчика? —спросил Сайкс, придвигая пиво своему новому приятелю.
— Ну что ж, подвезу, если вы готовы сейчас же тронутьсяс места, — отозвался парень, выглядывая из-за кружки. — Вы едете вХалифорд?
— В Шепертон, — ответил Сайкс.
— Подвезу… — повторил тот. — Все уплачено,Беки?
— Да, вот этот джентльмен заплатил, — сказаладевушка.
— Э, нет! — воскликнул парень с важностьюзахмелевшего человека. — Так, знаете ли, не годится.
— Почему? — возразил Сайкс. — Вы намоказываете услугу, вот я и хочу угостить вас пинтой-другой.
Новый знакомый с весьма глубокомысленным видом призадумалсянад этим доводом, потом схватил руку Сайкса и заявил, что он славный малый. Наэто мистер Сайкс ответил, что тот шутит; и, будь парень трезв, у него были бысерьезные основания для такого предположения.
Обменявшись еще несколькими любезностями, они пожелали добройночи остальной компании и вышли; служанка забрала кувшины и стаканы и, держа ихв руках, подошла к двери посмотреть на отъезжающих.
Лошадь, за чье здоровье пили в ее отсутствие, стояла переддомом, уже запряженная в повозку. Оливер и Сайкс уселись без дальнейшихцеремоний, а владелец лошади на минутку замешкался, чтобы подбодрить ее иобъявить конюху и всему миру, что нет ей равной. Затем конюху было приказаноотпустить лошадь, и, когда это было сделано, лошадь повела себя весьма глупо:мотала головой с величайшим презрением, сунула ее в окно домика на другойстороне улицы и, совершив эти подвиги, поднялась на дыбы, после чего ретивопустилась во всю прыть и с грохотом вылетела из города.
Вечер был очень темный. Промозглый туман поднимался от рекии от ближних болот, клубился над печальными полями. Холод пронизывал. Все быломрачно и черно. Никто не проронил ни слова: возницу клонило в сон, а Сайкс небыл расположен заводить с ним разговор. Оливер, съежившись, забился в уголповозки, испуганный и терзаемый недобрыми предчувствиями: ему чудились странныесущества вместо чахлых деревьев, ветки которых угрюмо покачивались, словно вупоении от унылого пейзажа.
Когда они проезжали мимо церкви Санбери, пробило семь часов.Напротив, в доме перевозчика, одно окно было освещено, и луч света падал надорогу, отчего тисовое дерево, осенявшее могилы, казалось, окутывал болеегустой мрак. Где-то неподалеку слышался глухой шум низвергающейся воды, алистья старого дерева тихо шелестели на ветру. Это походило на тихую музыку,дарующую покой умершим.
