— Ничего такого я не ощутила! Совершенно не ощутила. Простоя хотела сказать, что ненавижу похороны.
Антони вздохнул.
— Разумеется, — сказал он, — я, должно быть, схожу с ума.
12
Трое мужчин сидели за маленьким круглым мраморным столиком.
Полковник Рейс и главный инспектор Кемп пили темный,насыщенный ароматом чай. Антони потягивал из изящной чашечки сваренный наанглийский манер кофе. Подобная мысль принадлежала не Антони, но он вынужденбыл ее принять, чтобы его допустили к совещанию в качестве полноправногопартнера.
Главный инспектор Кемп, скрупулезно проверив документыАнтони, согласился говорить с ним на равных.
— Если бы вы спросили меня, — сказал главный инспектор,бросая несколько кусочков сахара в темную жидкость и тщательно их размешивая, —я бы ответил: этому делу не суждено стать предметом судебного разбирательства.Мы не сможем докопаться до истины.
— Думаете, нет? — спросил Рейс.
Кемп покачал головой и задумчиво отхлебнул.
— Преступление было бы раскрыто, если б мы выяснили, кто изэтой пятерки покупал или хранил цианид. Но мне этого сделать не удалось.Типичный случай, когда преступник известен, а доказательства отсутствуют.
— Так вам известен преступник? — с интересом спросил Антони.
— Гм, совершенно в этом убежден. Это леди АлександраФаррадей.
— Вы в этом убеждены, — сказал Рейс. — Почему?
— Извольте. Я бы назвал ее безумно ревнивой. И к тому жесумасбродной. Как эта самая королева Элеонора какая-то, которая проникла вопочивальню прекрасной Роземунды и предложила ей на выбор: кинжал или чашу,наполненную ядом.
— Но в нашем случае, — заметил Антони, — у прекраснойРозмари не было выбора.
Главный инспектор Кемп продолжал.
— Какой-то неизвестный выводит мистера Бартона изравновесия. Тот становится подозрительным и, надо сказать, у него для этогодостаточно оснований. Не пожелай он следить за Фаррадеями, он никогда бы нестал покупать загородный дом. Она его быстро раскусила — ей помогли в этомбесконечные разговоры о банкете и настойчивые просьбы, чтобы они тамприсутствовали. Она не из тех людей, которые ждут и наблюдают. Ее сумасброднаянатура проявляет себя, она с ним расправляется! Вы можете сказать, что все этирассуждения построены на особенностях ее человеческих качеств. Но я скажу, чтоединственным лицом, у которого была возможность подбросить что-то в бокалмистера Бартона как раз перед тем, как тот его выпил, была дама, сидящая справаот него.
— И никто не заметил, как она это сделала? — спросил Антони.
— Именно. Они могли бы заметить — но не заметили. Допустим,если вам угодно, она довольно ловка.
— Форменный фокусник.
Рейс кашлянул. Он достал трубку и начал ее набивать.
— Только одно возражение. Предположим, леди Александрасумасбродна, ревнива и страстно влюблена в своего мужа, предположим, она неостановится перед убийством, но считаете ли вы ее способной подложить порочащиеулики в сумочку девушки? Девушки совершенно невинной, доброй, не причинившей ейни малейшего вреда?
Инспектор Кемп смущенно заерзал на стуле и тупо уставился вчашечку с чаем.
— Женщины не играют в крикет, — сказал он, — это вы имеете ввиду.
— В действительности многие из них играют, — улыбнулся Рейс.— Но мне приятно видеть ваше смущение.
Кемп не стал вдаваться в полемику и с покровительственнымвидом повернулся к Антони.
— Кстати, мистер Браун (я по-прежнему буду вас так называть,если вы не возражаете), мне хочется от души поблагодарить вас за то, что вы, неоткладывая в долгий ящик, привели к нам Ирис Марло и заставили рассказать этусамую ее историю… Думаю, мы сняли с ее души камень — она ушла домой совершенносчастливая.
— После похорон, — сказал Антони, — надеюсь, она ненадолгоуедет за город. Мирная и тихая жизнь и при этом отсутствие тетушки Люциллы с еенепрекращающейся болтовней помогут ей восстановить силы.
— Язык у тети Люциллы работает с полной нагрузкой, — сказал,усмехнувшись, Рейс.
— Могу это подтвердить, — отозвался Кемп. — К счастью, небыло необходимости записывать ее показания. Не то бедного секретаря отправилибы в больницу с вывихнутой рукой.
— Ну что ж, — сказал Антони, — смею заметить, инспектор, выправы, заявив, что данное дело никогда не появится в суде, но это крайненеудовлетворительный итог… И еще одна вещь нам неизвестна: кто же написалДжорджу Бартону письма, сообщавшие об убийстве жены? У нас на этот счет нет нималейших предположений.
— А вы по-прежнему настаиваете на ваших подозрениях, Браун?— спросил Рейс.
— Руфь Лессинг? Да-, склонен считать ее наиболее вероятнымкандидатом. По вашему утверждению, она призналась в любви к Джорджу. Что ниговорите, Розмари была ей ненавистна. И вдруг она увидела благоприятнуювозможность избавиться от Розмари, при этом она была полностью убеждена, что,устранив с дороги Розмари, она без помех сможет выйти замуж за Джорджа.
— Согласен, — сказал Рейс. — Допускаю, спокойствие иделовитость Руфи Лессинг — качества, необходимые для того, чтобы задумать иосуществить убийство, к тому же она лишена жалости — продукта чересчурразвитого воображения. Да, в отношении первого убийства я с вами согласен. Носовершенно не понимаю, зачем она осуществила второе. Не могу понять, с какойстати ей отравлять человека, которого она любит и за которого хочет выйтизамуж! И еще одно возражение: почему она держала язык за зубами, когда увидела,что Ирис бросила пакет из-под цианида под стол?
— Возможно, она этого не видела, — нерешительно предположилАнтони.
— Полностью уверен, что видела, — сказал Рейс. — Когда я еедопрашивал, у меня сложилось впечатление, что она чего-то недоговаривает. Да и самаИрис Марло думала, что Руфь все видела.
— Продолжайте, полковник, — сказал Кемп. — Выкладывайте вашимысли. Я полагаю, вам есть что рассказать?
— К сожалению, нет. Дело яснее ясного. Всякое соображениепорождает новые возражения.
Рейс задумчиво перевел взгляд с лица Кемпа на лицо Антони ина нем задержался. Брови Антони поползли вверх.
— Не хотите ли вы сказать, что считаете меня главнымпреступником?
Рейс медленно покачал головой.
