Книга Кого не взяли на небо - Клим Мглин

— Дайпатрон, мы все сегодня умрём, неужели ты и дальше будешь игнорить пацанов, ведь это твой последний шанс с кем-нибудь поговорить.

Трабл замолкает, ехидная улыбка сползает с физиономии и он некоторое время сидит, опешивший, открыв рот и бездумно уставившись на новенького. Все бойцы, как по команде, поворачивают головы и тревожно смотрят на Горе.

Сука, ну поправься, что это шутка такая. Я пытаюсь что-то сказать в микрофон, но слова застревают в горле. Трабл у нас... Тащемта, он что-то вроде оракула или волхва... А как называются прорицатели, что предсказывают только несчастья?

— Сержант рассказал мне откуда, почему и зачем трусы.

Бойцы вновь синхронно поворачиваются к Дайпатрону и смотрят на него, как на идиота.

— Сорри, пацаны, я не знал.

Ничего, бро, тут каждый так начинал, без оказий ни у кого не получилось, и ты ещё много чего не знаешь, но это поправимо. Если только Трабл пошутил.

Луковое стряхивает с себя оцепенение, меняет застывшее в ужасе выражение лица на своё привычно-ссыкливое и вновь сползает по креслу; кулак Дайпатрона летит в открытую ладонь Горя. Инициация, бля.

Буммм-буммм.

Буммм-буммм.

Упырь поднёс походный котелок к микрофону и зачем-то хуярит по нему оловянной солдатской ложкой.

I’m rolling thunder, pouring rain

I’m coming on like a hurricane

My lightning’s flashing across the sky

You’re only young but you’re gonna die

I won’t take no prisoners won’t spare no lives

Nobody’s putting up a fight

I got my bell I’m gonna take you to hell

I’m gonna get ya, satan get ya, — внезапно заявляет всем бойцам сам Брайан Джонсон, да так, что уши закладывает.

Дайпатрон отвисает, словно удивлённая челюсть и пырится на Исидиси, что продолжает, уже поддерживаемый дружным хором:

Hells bells

Hells bells, you got me ringing

Hells bells, my temperature’s high

Hells bells.

— Эй, девчонки, готовность десять секунд, — звучный голос майора перекрывает собой песню, и Адские Колокола стихают.

Hells bells...

* * *

Растянулись цепочкой по лесу; Лещавая нашла огромный боровик и, приставив гриб к причинному месту, пихает им в задницу идущего впереди Упыря, слегка пригнувшегося из-за пулемёта «Печенег», что расположился на широких плечах кровососа. Руки Упыря заняты, одна крепко держит приклад, вторая вцепилась в дуло пулемёта, и он не может противиться шляпке боровика, ровно как и туче комаров, облепивших его лысую башку. И кровосос, сам теперь в роли напитка, продолжает свой путь, трахаемый сзади огромным грибом.

Странно, но лес здесь очень напоминает леса Севера: ёлки, сплетённые корявые кустарники, мох под ногами и куски острого гранита, торчащие из под земли. Интересно, может пилот был перекрыт в хлам и вместо Восточной Европы скинул нас где-то в Скандинавии?

Ненавижу в арьергарде тащится, постоянно оглядываешься, может и запараноить: увидишь всякое забавное — то, чего на самом деле нет.

Стоп. Остановились, как по команде. По команде и есть. Папа сержанта зовёт.

Хлопаю по заднице Лещавую и отбираю у неё гриб. Теперь она в арьергарде, игрушки долой. Иду вдоль цепочки, ловлю взгляд каждого, читаю их — вроде в порядке все, даже Дайпатрон кататонить перестал, чует мясо, будто гончая. Профессионал, уже видно.

Валя, папа наш, он же майор, подзывает меня и Аслана; мы втроём уходим шагов на сто вперёд, потом плюхаемся на брюхо и ползём в гору, поросшую кустиками брусники и белым сухим мхом. Заползли: лежим, вглядываемся. Этот склон обрывается вниз отвесным песчаным карьером, и вот она, гребаная база, там внизу, в каких-то ста метрах. Какая же сладкая брусника. Пока майор пырится в оптику, собираю ягоды в карманец на рукаве, Сковородке принесу, девчонкам витамины полезны.

Валя тычет меня биноклем своим, рожа недовольная, надо ягодку ему в хавальник сунуть, может подобреет. Плюётся гад и в направлении базы пальцем кажет.

Беру оптику. Никак это невозможно. В смысле, то, что вижу.

Передаю бинокль Аслану — если и он увидит то, что мы с майором видим, значит это, походу, реальность. Ага, так оно и есть. Реальность. А реальность заключается в том, что сеточный периметр высотой метра три разорван во многих местах, сами ворота вообще снесены нахер, во дворе догорает пара броневиков, и ещё трупы. А вот тут нам четвёртого взгляд нужен, ибо то, что видим мы трое, не может быть реально. Трупы солдат, да, есть они, но вот те, другие...

* * *

Вернулись назад и оставили Джихада на растерзание бойцам: те ему пытками грозят, но чечен молча сидит на пне замшелом и вид имеет порядком остолбеневший. Мы же с Валей звонить домой пошли, так и так мол, аномалия какая-то и вообще форс-мажор. Дома выслушали, майор докладывал, и говорят:

«Ты товарищ Валя, Монакуре трубу-то передай и сядь, посиди, не волнуйся так сильно».

А я им опять всё тоже самое, слово в слово. В общем ждать сказали и трубу повесили. Сидим и ждём.

— Вот, сержант, — говорит Валя, майор наш, — Вот тебе лишнее доказательство того, что человек сам себе злобный буратино. Вот она закономерность: книжки об эпидемиях и вирусах, фильмы о вирусах и эпидемиях, игры и песни о них же, и в одно прекрасное утро мы и слышим по радио: обнаружен новый коронавирус, вакцины нет, люди мрут, пандемия и всем пиздец короче. Вот так, сержант, работает пространство и ум человеческий, что в сущности одно и тоже. Ум создаёт, а пространство воплощает. Так что нет тут ничего удивительного. Книжки о вторжении, фильмы о вторжении, игры, музыка, комиксы и мысли о вторжении, и вот оно, вторжение. Книжки о зомби, мысли о зомби, кино про зомби, будут вам и зомби. Скоро.

Звонят из дома.

«Ноги в руки, — говорят, — И домой, вертушка заберёт в полсотне километоров отсюда. Только труп захватите, а то кое-что похуже трибунала вам грозит. Дурка к примеру».

* * *

Стоим кружком и пыримся на тело, что притащили на куске брезента Исидиси и Дайпатрон. Джихад корявой веткой деловито тыкает в сочленения ржавого железного доспеха, ворочает прозрачные, как у стрекозы, крылья, озабоченно цокает языком, изучает.

— Билядь, ви толька пасматрите на это, — когда Аслан волнуется его горный акцент звучит просто