сбились вас разыскивая! Я вчера в «За Родину» сунулся, хотел познакомиться, Марков сказал не знает ничего, он, мол, вам не хозяин. А оно вон, значит, как!
– А мы тут, знаетели, советскую власть восстанавливаем, – Зотов неопределенно повел плечом.
– Ни в какие ворота! – Кондратьев притопнул каблуком. – Вы отдаете отчет своим действиям? Ладно он, – секретарь кивнул на Решетова. – Конченный человек, но вы-то куда?
– А что я? – прикинулся дурачком Зотов.
– Впутались в авантюру, наломали дров, запороли операцию, которую мы три месяца готовили! Кто дал приказ на захват Тарасовки и Шемякино?
– Он, – наябедничал Зотов, кося глазом на Решетова.
– Ага, я, – не стал отпираться Никита.
– Ты у меня под трибунал загремишь, – пообещал Кондратьев и рубанул ладонью по горлу. – Вот тут уже со своими фокусами. Развел самодеятельность! Мы Тарасовку, как последний козырь, берегли, по плану гарнизон должен был поднять восстание, когда каратели выдвинутся на Кокоревку, а теперь что?
– Я же не знал! – развел руками Никита.
– Какого хера лезешь тогда? Бардак и махновщина! Я это прекращу!
– Че кричать-то? Дело сделано. Хочешь – прощения попрошу.
– Тебя судить будут.
– Это за что?
– Ясно, пустой разговор. Ссы в глаза – божья роса. Ничего, управа найдется. А вы, товарищ Зотов, не красиво себя повели. Доложу в Центр, чем вы тут занимаетесь.
– Пожалуйста, ваше право, – пожал плечами Зотов, волком посматривая на Решетова. Вот удружил, так удружил. «Отобьем деревеньку, по ордену схватим, комар носу не подточит…» Ну-ну. Прохиндей. За такоев военное время могут и профилактический расстрел прописать.
– Думаете пугаю?
– Совсем нет. Вину признаю. Готов понести наказание, – Зотов исподтишка погрозил Никите кулаком.
– Это я его втравил, – хмуро сказал Решетов.
– Без разницы. Хорошо устроились: круговая порука, самоуправство и анархизм. Мне заняться больше нечем, как за вами дерьмо убирать? Ты - командир боевой партизанской группы, Решетов, а не разбойничьей шайки.
– Я же извинился.
– Мы с тобой после поговорим, в другом месте и при других обстоятельствах. Там с тебя спесь обобьют.
– Не пугай, пуганый.
– Все вы смелые до поры. Приказываю деревню оставить. Собирайте шмотки и выметайтесь.
– Ты мне не указчик.
– Решетов.
– Ну.
– Это приказ.
– Много вас, приказчиков, на мою голову.
– Товарищи, давайте, наконец, успокоимся, – Зотов предусмотрительно влез в разговор. – Я вас отлично понимаю, Михаил Григорьевич, мы допустили ошибку, ответственность разделим напополам. Сейчас о другом нужно думать: о эвакуации семей партизан.
– А вчера вы чем занимались?
– Да всяким… – растерялся Зотов. Резонный вопрос. Вчерашний день в этом плане потерян.
– Пили? – секретарь шумно потянул носом воздух.
– Немного.
– Вы за это поплатитесь. Оба. Я так не оставлю. Страна воюет, а вы? Эх… Партизанские семьи заберу в Кокоревку, там поглядим. Люди готовы к эвакуации?
– Еще как! – бодро соврал Решетов.
– Выходим через двадцать минут, –Кондратьев бросил взгляд на часы. – Вы, двое, со мной, добром не захотите, будете арестованы.
– Арестовывалка не выросла, – напрягся Решетови скользнул рукой к кобуре.
Лицо секретаря окаменело, только нижняя челюсть двигалась туда и сюда.
– Хватит, Никита, – отрезал Зотов и обернулся на шум.
По улице несся, придерживая кепку, боец с винтовкой наперевес. Подбежал и остановился, не зная кому докладывать. Собрался с духом и выдохнул:
– Тов… товарищ капитан, я от товарища Саватеева. У нас там… у нас там противник!
– Ну наконец-то! – обрадовался Решетов и заорал на всю Тарасовку. – Боевая тревога! Отряд, в ружье!
Зотов влился в общее движение. Вот те раз, каминцы себя долго ждать не заставили. Очень вовремя, спасибо.
Кондратьев, так и не успевший никого арестовать, зычно командовал. Партизаны из его группы спешивались и уводили коней. Решетов переговорил с Павленко, и тот опрометью кинулся в обратную сторону.
– Извини, – сверкнул белозубой улыбкой Решетов. – На том свете сочтемся.
– Да пошел ты, – беззлобно отозвался Зотов. – Аньку не видел? С утра нигде нет.
– Вот разве до нее мне сейчас? – отмахнулся Решетов.
Они выскочили на южную околицу. Под каблуком поехал рыхлый бруствер окопа. Саватеев был на НП, встретил сдержанно. Указал в сторону леса и сказал, обращаясь исключительно к Решетову:
– Доброго утречка, товарищ командир. Вон туда гляньте, гости у нас.
Партизаны рассредоточились по траншеям, тут и там торчали любопытные головы. Зотов схватил протянутый бинокль.
– Ориентир - дорога на Холмечь.
Зотов повел взглядом вдоль проселка, жмущемуся к деревьям, и там, где желтушная полоска тракта терялась в лесу, увидел плохо различимые фигурки людей. Дистанция около километра.
– Точно противник? – спросил он.
– А кому быть? – с чувством собственного превосходства отозвался Саватеев. – Вишь менжуются? Наши бы бегом через поле ударились, знают, что в Тарасовке мы. Сарафанное радио самое верное. А эти высматривают. Разведка никак.
Фигурки на краю лесочка задергались и пришли в движение. На дорогу выползла телега, запряженная единственнойлошадью, и тихонько покатила к деревне. На борту несколько человек, сколько - не разобрать, далеко.
– Не, видал идиотов? – хохотнул Решетов. – Домой, к бабам под бок идут. Из минометов шугнем?
– Не надо, – упредил Зотов.
– Почему?
– Прибережем.
– Хах, будто они не знают, что мы в Тарасовке артиллерию взяли.
– Знают конечно. Но вдруг минометы нам поврежденными достались, или мы рукожопы и стрелять не умеем. Техника сложная. Грешно на разведку мины последние тратить.
– И то верно, – вынужденно согласился Решетов. По окопам тихо зашелестел приказ подпускать каминцев поближе.
Сытая лошадка побежала бодрей, людей на телеге уже можно было пересчитать по головам. Включая возницу, семь человек. Зотов поморщился. Дети малые-неразумные, таких стрелять даже жалко, война второй год, а прут в открытую, через поле. Поленились лесом обойти и доразведать. Нихрена ничему не учили. Теперь без обид…
Телега встала, словно боясь пересечь невидимую черту. Двое спрыгнули и заспорили между собой, жестикулируя и тыча в сторону деревни. Тарасовка с виду миролюбива и безмятежна, затаившиеся партизаны не проявляли себя. Перепалка закончилась победой глупости. Спорщики погрузились обратно, в настороженной, зыбкой тишине щелкнул кнут, и тут, прямо в лоб, басовито и раскатисто ударил «Максим». Очередь стеганула правее, вспорола непаханную целину и накрыла телегу
