и буравя Зотова изничтожающим взглядом.
– Уходим, – отрывисто приказал бургомистр.
– Вы дивно благоразумны, Бронислав Владиславович, – Зотов прищурился сытым котом. А раз мы сохранили крепкую дружбу, держите подарочек. Будьте любезны, пускай двое ваших людей подойдут ко мне без оружия.
Двое, повинуясь жесту Каминского, сложили винтовки на примятую траву и медленно двинулись к церкви.
– Видел, Никит? Это за тобой, – злорадно усмехнулся Зотов. – Каминский жаждет с тобой познакомиться. Карпин, выводи эту мразь.
На Решетова было страшно смотреть. Капитана трясло, жалкий, окровавленный, грязный, потерявший фуражку. Куда делся щеголеватый и геройский партизан, командир самой прославленной боевой группы в брянских лесах?
– Витя, убей меня, Витя! – заверещал Решетов, попытавшись брякнуться в ноги. – Витя-я!
– А что Витя? Витя убьет тебя всего один раз, а этот милый человек будет медленно резать тебя на куски. За генерала Алавердова, за баб и детишек, расстрелянных в Киеве, за Твердовского, за Вальку, за Кольку Воробьева. За всех, кого ты предал или убил. Да, Никита, так выглядит воздаяние. Жри.
– Витя-я!– Решетов поперхнулся, получив удар в солнечное сплетение.
– Пшел, тварь, – Карпин рывком выволок хрипящего капитана на церковное крыльцо и швырнул в руки локотских головорезов.
– Командиргруппы, которая вам досаждала, –сообщил Зотов Каминскому. – Остальные убиты, пара человек еще бегает где-то в лесу.
– Значит, это не блеф, и вы действительно раскрыли отряд-обманку?– глаза Каминского недобросощурились. – Спасибо за услугу, я не забуду. Всего доброго, Виктор Павлович, надеюсь, еще увидимся.
– Буду с нетерпением ждать, – отсалютовал Зотов.
Каминский неопределенно хмыкнул и пошел в сторону опушки, за шефом проследовали охранники. Решетов протяжно завизжал и осекся. Зотов никакой жалости не испытывал, ощущая лишь мстительное, злобное удовлетворение. «Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человеческой…»
Ерохинаосталась, посматривая с вызовом и тревогой.
–Ты со мной? – поинтересовался Зотов. Если согласится, тут ей и конец. Вернемся в лагерь, по-другому с тварью поговорим.
– Нет, – выдохнула она. – С партизанами мне пути больше нет. Ведь ты меня сдашь.
–Да нет, что ты, – соврал он. Не получилось.
Анька фыркнула:
– Вить, я не дура. Даже если ты промолчишь, это дерьмо рано или поздно всплывет. Извини.
– Ну как знаешь, – Зотов клял себя на чем свет стоит. Сучку он упустил самым бездарнейшим образом. Теперь ищи ветра в поле.– Давай, проваливай.
И она ушла, вся какая-то поникшая, маленькая, жалкая, а Зотов остался, свалив с плеч давящий непомерной тяжестью груз. Солнышко припекало, заливистоголосили жаворонки, небо безмятежно синело, ветер пах порохом и свежей травой.
– Я не понял, – пробурчал за спиной Шестаков. – Мы что ли выкрутились?
– Выходит так, - рассмеялся Карпин. – А я уж думал хана.
– Выкрутились, Степан, - кивнул Зотов. – Хер нас таких геройских возьмешь.
Далеко к северу в лесу ухнули бомбы, немцы готовились атаковать Кокоревку, и,значит, нужно было помочь.
– Повоюем, славяне? – не оборачиваясь, спросил Зотов друзей.
– Ну разве только чуть-чуть, –отозвался Карпин, закинув автомат на плечо.
– А я и сам хотел предложить. Мне медаля посмертная дозарезу нужна, – пробурчал Шестаков.
И они направились через поле к хмуро шумящему лесу. Простые русские мужики, плоть от плоти своей многострадальной земли,шлиделать то, что умели лучше всего: убивать и умирать во имя чего-то большого и важного, и никто не знал, что ждет впереди. И была победа. Пускай маленькая, пускай совсем крохотная, но они точно знали, что из побед маленьких куется победа большая. И это была их победа, добытая кровью и потом, рожденная в муках, вырванная зубами, одна из многих на этой страшной войне, победа, о которой не напишут книги и не снимут кино. Победа с привкусом пепла.
