со своими стадами лесовики. Между ними была одна девушка такой красоты, что другой такой и не сыскать было.
Драгун наслышался о ней, и вот раз осенью, когда они переехали с сэтера домой, надел он полную форму, оседлал свою лошадь, взял пистолеты и кобуры и поехал на сэтер. Выехал он к реке, глядит, изба их на сэтере так и светится изнутри. Значит, те уже перебрались. Привязал он свою лошадь к сосне, взял пистолет, прокрался под окно и заглянул в избу. Глядит, там сидят старые, сгорбленные старик и старуха; таких уродов он сроду не видывал. Была там и девушка, такая красавица, что он сразу решил — не бывать ему в живых, коли не добудет ее. У всех болтались сзади коровьи хвосты, и у красавицы тоже. Видно было, что они только что перебрались сюда, прибрали все по местам, и теперь девушка мыла старого урода, а старуха разводила на очаге огонь под большим котлом.
Драгун вдруг распахнул дверь, стал на пороге и выстрелил из пистолета прямо через голову девушки; она свалилась на пол и в ту же минуту сделалась такой же уродиной, какой была красавицей; нос у нее стал точно твоя кобура.
«Теперь бери ее, она твоя!» — сказал старик. Но драгун точно ошалел и ни с места. Старуха принялась умывать девушку, и та стала чуть получше; нос поубавился наполовину, коровий хвост ей подвязали, но красивой она не стала, нет, это грех сказать.
«Теперь она твоя, молодец. Сажай ее на седло к себе, вези в свой дом и ладь свадьбу. Для нас же накрой отдельный стол в чуланчике, мы не хотим быть с другими гостями! — сказал старик-отец девушки. — А когда будут пить за здоровье молодых, загляни к нам».
Делать нечего, посадил он ее на лошадь, привез домой и сыграли свадьбу. Но перед тем как идти в церковь невеста попросила одну из подружек стать позади нее, чтобы никто не увидал, как отпадет у нее хвост, когда священник благословит ее.
Когда стали пить за здоровье молодых, жених вошел в чуланчик, где было накрыто для лесовиков. Там никого и ничего не было, но когда все гости разъехались, в чуланчике оказалось много золота и серебра и всяких денег. Он такого богатства сроду не видывал.
Так и зажили они в довольстве. А всякий раз, как они созывали гостей, жена накрывала стол в чуланчике, и всегда потом там оказывалось много денег. Они уж не знали, куда и деваться с ними. Но жена как была некрасивой, так и осталась, и мужу порядком-таки прискучила. Бывало он и ругнет ее хорошенько и пригрозит побить.
Раз собрался он в город; дело было по осени и подморозило уже, так что надо было подковать лошадь. Пошел он в кузницу — он был сам ловкий кузнец — и стал прилаживать подковы. Да как ни скует — все неладно: то велика подкова, то мала. Бился-бился он — не идет дело, да и только, а время уходит, и полдень давно прошел.
«Что ж ты так и не сладишь с подковами? — спрашивает жена. — Неважный ты муж, а кузнец и того хуже. Остается мне самой пойти в кузницу да подковать лошадь. Коли подкова велика, можно убавить, коли мала, растянуть».
И пошла она в кузницу, взяла в руки подкову и сразу разогнула ее.
«Гляди, вот как надо делать! — говорит она мужу. Потом опять согнула подкову, точно та была оловянная. — Теперь держи ногу!» Муж подержал лошади ногу, и оказалось, что подкова пришлась как раз впору. Любой кузнец не сделал бы лучше.
«Вишь, какие у тебя пальцы-то крепкие!» — говорит ей муж.
«Крепкие? — говорит она. — А каково, ты думаешь, пришлось бы мне, если б у тебя были такие крепкие пальцы? Я же так тебя люблю, что никогда пальцем тебя не трону!»
С тех пор муж стал совсем иначе обходиться с женой.
— А теперь и будет с нас на этот раз! — сказала старуха хозяйка и встала.
— Да, пора по домам, старик-то сердится! — сказал кузнец и стал прощаться, обещая детям рассказать еще что-нибудь в следующий вечер и уговариваясь с ними насчет четверки табака.
После обеда, когда я зашел к нему в кузницу, он усердно жевал табак, — верный признак, что он угостился водочкой; вечером он отправился в город, чтобы выпить еще. Через несколько дней, когда я опять увидал его, он был угрюм и неразговорчив. Рассказывать он не хотел, хотя ребятишки и сулили ему табака и водки. Девушки болтали, что нечистые подхватили его и перекинули через горку. Какой-то проезжий нашел его там утром, и у него все еще язык заплетался.
Тириганс[35], который рассмешил принцессу
Жил-был король, у которого была дочь, да такая красавица, что молва о ней по всему свету прошла. Одна беда, такая она была суровая да спесивая, никогда не рассмеется, не улыбнется, и всем женихам отказ, сколько их ни сваталось за нее — и принцев, и баронов. Надоело это королю; думалось ему, что пора бы и ей выйти замуж, как всем другим. Чего ждать? И годы подошли, и приданого уж не прибавится, сколько ни жди, — полцарства и так шло за нею, материнское наследство.
Вот король и объявил по всему царству, что кто-де рассмешит принцессу, получит и ее и полцарства в приданое. Зато у того, кто пытался да не умел рассмешить, вырезывали из спины три ремня и посыпали раны солью. И разбогатело же королевство изрезанными спинами! Женихи стеклись отовсюду, и с севера, и с юга, и с востока, и с запада, думая, эка невидаль рассмешить принцессу. Все они были бравые молодцы, и уж чего-чего ни выделывали: дурачатся, кривляются напропалую, а принцесса и бровью не поведет.
Недалеко от королевского двора жил один крестьянин с тремя сыновьями. Дошло и до них королевское оповещение.
Вот старший и решил первый попытать счастья, явился к королю и сказал, что хочет насмешить принцессу.
— Да-да, — сказал король, — но толку не выйдет, любезный! Многие уж пытались. Дочь моя такая грустная, что ее ничто не берет, и мне очень не хотелось
