охотничьих рогов. Их было много. И они дудели так громко, что заглушили даже многоголосый гомон толпы, спешившей со всех сторон на площадь. Многие постарались прийти заранее, чтобы выбрать места получше. Площадь была огромна и легко вместила бы всё население города, вместила бы даже сотни людей, приезжавших из соседних селений, но её центральная часть должна была оставаться пустой. Ещё вечером воины вбили копья по контуру вытянутого овала и натянули между этими копьями верёвки, создав барьер, который оставил для зрителей не так уж много места — от заграждения до стен ближайших хижин оставалось не больше двадцати локтей. Те из зрителей, у кого были телеги, колесницы, хотя бы тачки, привезли их с собой и, образовав несколько рядов, взбирались на свои повозки. Жители близлежащих хижин влезли на крыши, изрядно рискуя: крытые травой тонкие жерди могли и не выдержать тяжести нескольких человек. Правда, падать было невысоко, но ведь крышу тогда придётся переделывать, а кому же это нужно, если вот-вот вновь грянут летние грозовые дожди...
Праздник начался так, как обыкновенно начинались все праздники британских племён: шествием воинов, обнажённых до пояса, в клетчатых до колен юбках, с длинными копьями, острия которых окаймляли пестро раскрашенные перья. Украшать свои копья перьями орла имели право только племенные вожди и особо отличившиеся воины. У остальных они были соколиные, вороновы, ястребиные.
Воинов было много — каждое из обитавших в Долине туманов племён отрядило на это торжество по сотне мужчин, а главенствующее в Долине туманов племя Горностая имело право представить три сотни своих копий.
Рога смолкли, и мужчины, держа копья наперевес, пошли по кругу (точнее, по очертанию гигантского овала) под звуки трещоток. Эти трещотки крутили в воздухе мальчики-подростки, по всей вероятности, те, кому осенью предстояло пройти посвящение в воины.
Копьеносцы делали большой шаг, замирали, повинуясь незримому сигналу (треск был равномерен, и казалось невероятным, чтобы он задавал ритм). Потом каждый из мужчин взмахивал своим копьём, словно собираясь послать его в цель, но тотчас вновь отклонялся назад и делал несколько стремительных шагов. Затем все разворачивались, приседая и выпрямляясь, шли в обратном направлении, и вновь — шаг, взмах копья, движение назад и мерные шаги под оглушающие звуки трещоток.
Трудно было назвать это танцем, но то был именно ритуальный танец, который завершился совершенно неожиданно: трещотки умолкли, потом вновь зазвучали. Под их треск в середину громадного круга выбежала девушка лет двадцати. Она была одета в светло-голубое платье, подпоясанное узким ремешком, и сандалии из грубой кожи. Тёмные волосы, собранные узлом на затылке, украшал серебряный обруч, нездешней, скорее всего римской, работы.
Остановившись посреди овала, неподалёку от установленных в ряд жертвенных столбов, девушка подняла руки и замерла.
Трещотки умолкли, и откуда-то со стороны дома вождя сипло протрубил рог. Повинуясь этому сигналу, копьеносцы замерли на месте, повернулись лицом к центру овала и, услыхав новый стон рога, разом метнули свои копья. Они вонзились каждое в пяти-шести шагах от замершей посреди площади девушки, образовав такой же, но в десятки раз меньший, овал.
Толпа по краям площади шумно вздохнула. Тут же воины побежали каждый к своему копью, подхватили их, а затем разбежались. Впрочем, они не покинули площадь, выстроившись рядами перед лестницей, что вела к порталу своеобразного дворца. Девушка в светлом платье последовала за ними. Она не только подошла к лестнице, но и поднялась по ней. Это никого не удивило — девушку все хорошо знали.
Прошло некоторое время, и на верхней площадке лестницы появился тот, чьего появления, видимо, ожидали все собравшиеся. Верховный вождь племени Горностаев Паандрикор вышел из дверей своего дворца и остановился перед толпой, встретившей его громовым рёвом.
Впервые увидав его, любой сразу сообразил бы, почему этот человек не только держит своё племя в беспрекословном повиновении, но и пользуется почитанием большинства своих единоплеменников. Он был как будто создан для того, чтобы внушать и трепет, и уважение. Прежде всего его отличал необычайно высокий рост, и это сразу бросалось в глаза. Если племена Южной и Средней Британии были в основном рослые и походили в этом на галльских кельтов, то северяне были потомками других, более древних племён, когда-то населявших остров, потому и отличались меньшим ростом, более приземистым телосложением и смуглотой. Паандрикор скорее всего вёл свой род с юга, но даже и для южанина был очень высок. Кожа у него тоже была светлее, чем у большинства горностаев, — этого не мог скрыть даже покрывавший её загар. Могучее сложение вождя, под стать росту, делало его и вовсе громадным, широкие плечи, длинные мускулистые руки вызывали ощущение мощи, а гордая посадка головы придавала ему царственный вид.
Паандрикор был не стар, на вид лет сорока. Его лицо отличалось довольно правильными чертами, но казалось тяжёлым благодаря массивному лбу, широко расставленным, очень светлым глазам и жёстким очертаниям рта. Как почти все бритты, он брился, но если другие делали это раз в несколько дней, то вождь определённо каждый день очищал своё лицо от щетины — его щёки и подбородок были гладкими, почти как у женщин.
Должно быть, он знал выгодное воздействие своей внешности и умело его использовал. На Паандрикоре, как и на всех мужчинах племени, была надета шерстяная клетчатая юбка, однако она не прикрывала его колени, а чуть-чуть до них не доставала, подчёркивая длину ног и их мощь. Надетый поверх обнажённого торса плащ вождь отбросил назад, чтобы тот не закрывал плечи и широкую, безволосую грудь, покрытую тёмными полосами татуировки. Головной убор представлял собой своеобразный шлем, сшитый из горностаевых шкурок и выполненный в виде головы горностая, причём так умело, что можно было поверить, будто голову вождя венчает гигантская морда зверя, который обычно бывает раз в десять мельче. Впечатление было почти такое же, как от деревянного изображения на центральном столбе, тем более что и эта маска также скалилась белыми, хищными зубами, скорее всего волчьими. Сейчас шлем был сдвинут на затылок, он не скрывал лица вождя.
Девушка в светлом платье подошла к вождю и подала ему рог, украшенный серебряными накладками. Теперь, когда они стояли рядом, оказалось, что она похожа на Паандрикора, но его мужественные черты у неё казались мягче. Кроме того, она была невелика ростом и очень тонка, так что казалась почти хрупкой.
Паандрикор дунул в рог, и пронзительный звук его разнёсся по огромной площади, призывая всех умолкнуть. Но толпа и без того уже стихла, в волнении ожидая самых главных событий.
— Всем вам славной охоты и быстрых коней,
