так похожа на мою мать, что я замерла и уставилась на нее.
Все во мне, от лица в форме сердечка до пухлых розовых губ, было от нее. Но не глаза. Глаза цвета океана я унаследовала от отца. Получить хорошие гены было все равно что выиграть в лотерею, потому что за двадцать шесть лет я усвоила, что даже если ты родился с деньгами, некоторым людям не составит труда вести себя с тобой как придурки. Но мило улыбнись им, и печальный жизненный факт: если им понравилось то, что они увидели, они с большей готовностью дадут тебе шанс.
Итак, бережно сжимая кексы обеими руками, я с улыбкой на лице направилась к соседке.
Ворота гаража были закрыты, а закрытая входная дверь была в тени, так как она была повернута в сторону от солнца. Если бы не увидела девочку за раздвижными дверьми, я бы подумала, что дом пуст. Из-за того, что улицу огибали большие деревья и живые изгороди, наши дома были достаточно защищены от уличного движения. Было бы неплохо подружиться с этими соседями.
Не то чтобы я страдала от одиночества.
Неа. Определенно нет.
Моя улыбка немного померкла, когда я поднялась по бетонным ступеням на большое переднее крыльцо. По бокам глянцевой белой двери стояли два высоких растения в горшках, а окна, расположенные по обе стороны от нее, были матовые. Я уже собиралась постучать, когда моя рука замерла. Осторожно держа кексы в одной руке, другой я расчесала волосы.
— Элли, — прошептала я, — ей все равно, идеальны ли твои волосы. Просто будь собой.
Широко улыбнувшись, я сделала глубокий вдох и решительно постучала в дверь, слегка отступив назад, чтобы не оказаться близко, когда она откроет.
Ответа не последовало, поэтому я подавила чувство, что совершаю ошибку, и постучала снова, на этот раз чуть громче. В заиндевелом окне я увидел вспышку розового, а затем она исчезла.
— Подожди секунду, — прокричал тихий голос из-за двери, а затем я услышала безошибочный звук шагов, бегущих в противоположном направлении.
Я резко выдохнула воздух и переступила с ноги на ногу.
— Не трусь, не трусь, не трусь, — повторяла я. — Встреча с незнакомцами была наихудшей. Потому что у тебя был тот момент, когда их реакция на встречу с тобой была совершенно не отфильтрованной. Обычно это было видно по глазам и складке рта.
Пока я дышала, преодолевая нервозность и предвкушение, я снова услышала тихий голос в сочетании с более тяжелыми шагами. Моя улыбка снова расплылась, настолько искренняя, насколько это было возможно. Дверь распахнулась, и мое сердце упало в желудок.
Может быть, это потому, что мужчина был очень высоким, четыре дюйма и шесть футов, с широкими плечами и сильными руками, покрытыми татуировками. Может быть, потому, что в его темных глазах не было ни намека на радушие, а жесткий рот был сжат в прямую линию, обрамленную челюстью, которая заставила бы знаменитого фотографа Энни Лейбовиц заплакать, если бы ей дали возможность запечатлеть это на пленке. Определенно не та улыбчивая мама, которую я ожидала, та, которая пригласила бы меня выпить вина и поболтать на террасе с видом на озеро.
— Чем могу вам помочь? — ровным голосом спросил мужчина, но в его низком тоне не было ни капли теплоты.
Я сглотнула и сохранила широкую и дружелюбную улыбку.
— Я, м м-м, я пришла, чтобы принести вам это. — Я протянула тарелку с кексами, и он уставился на них на целую минуту. Если бы это было возможно, его взгляд стал еще суровее. Его грудь вздымалась, а белая футболка на нем промокла от пота, как будто он тренировался. Его руки были обмотаны боксерской лентой, и от этого у меня скрутило живот, но не так, как хотелось бы, чтобы скручивался живот, когда стоишь перед великолепным потным мужчиной. — Я просто хотела познакомится.
— Зачем?
Моя улыбка немного поубавилась.
— Зачем я принесла кексы?
Его глаза встретились с моими, и одна темная бровь медленно приподнялась. Холодный, леденящий душу румянец смущения пробежал по моей спине, которую я упрямо выпрямила.
— Почему вы хотели познакомится?
— Потому что подумала, что это было бы мило, — сказала я ему, придавая своему голосу бодрости и отказываясь дальше улыбаться. Мудак. Это было невысказанное дополнение к концу моего предложения.
— Я не ем сахар. — Он скрестил руки на груди.
— Ладно, хорошо. — Я придвинула тарелку поближе к себе, как будто это был мой сладкий кексовый щит. Рационально, знаю. — Извините, я пыталась быть добрососедкой.
— Добрососедкой? — повторил он, и его рот скривился, как будто он только что съел лимон.
Я вздернула подбородок и снова улыбнулась, полная решимости все исправить.
— Да. Ваша… дочь помахала мне рукой, и я подумала, что буду милой и подойду поздороваться.
Если раньше я думала, что он выглядит холодным, то это было ничто по сравнению с тем, как преобразилось его лицо при упоминании о маленькой девочке.
Его глаза сузились и пригвоздили меня таким количеством льда, что я даже отступила назад.
— Значит, ты настолько же умна, насколько оригинальна? Приятно это знать.
У меня отвисла челюсть.
— Извините?
— У меня есть список причин, которыми пользуются женщины красивее тебя, блондиночка, и это неубедительно, когда речь заходит о причинах, по которым ты появляешься на моем пороге.
От его абсолютной наглости у меня отвисла челюсть.
— Кем, черт возьми, ты себя возомнил?
Уголок его губ приподнялся, но это было прохладная ухмылка.
— Угу. Мы можем сейчас закончить?
— Ты что, издеваешься надо мной? — Я ахнула. Было удивительно, как тело могло переключаться с холодного на горячее, не меняя формы костей, потому что теперь я была в огне.
— Разве похоже, что я шучу? — Он скользнул взглядом вверх и вниз по моему телу, и моя слащавая маска не шла ни в какое сравнение с насмешкой, которую я увидела на его лице. — Теперь ты можешь вернуться к себе. В обозримом будущем мы намерены заняться выпечкой.
Знаете, были моменты, когда я гордилась своим уравновешенным характером. Моя способность сдерживать реакцию и сохранять приятное выражение лица, отточенная годами практики быть незначительно известной и оцениваемой по каждому аспекту моей жизни — от моего лица и тела до моего воспитания и денег моих родителей.
Это не было одним из них.
Все, что я подавляла в себе последнюю неделю с тех пор, как мне позвонили по поводу сердечного приступа моего отца, все молчание, которое я игнорировала, потому что оно скрывало слишком многое, пустой дом, пустое генеалогическое древо, дерьмовые кексы и тот факт, что мне было
