махнул рукой Бесс и побрёл к коновязи.
— Мандос, — окликнул декурион, — ты остаёшься за старшего.
Примерно через час после того, как декурион, Бесс и двое бриттов уехали в ночь, ауксилларии дружною толпою ввалились в дом и энергично застучали ложками, уничтожая похлёбку. Хвалили.
— Нажористая. Колитесь, чего туда сыпанули?
Бритты скалили зубы и отвечали невнятно. Оставшийся с Анектомаром дозорный говорил на латыни с таким жутким выговором, что ни слова не разобрать. Тем не менее, общий язык был найден без труда. Там, где не хватало слов, помогали себе жестами. А когда пустили по рукам небольшой мех с вином, разговор потёк и того веселее. Благо, тема для беседы имелась неординарная.
— Мы их уже потеряли, — рассказывал Авл Скенобарб, главный соперник Бесса в искусстве почесать языком, — даже Сальвий руками разводил.
— И как нашли? — спросил Анектомар.
— Случайно. Въезжаем, значит, в какое-то село, даже названия его поначалу не знали, а там бородатых видимо-невидимо.
— И как они вас не перебили? — удивился бритт.
— Сами удивляемся.
— Они оторопели от неожиданности, — добавил другой паннонец, по имени Тестим.
— Ага, — кивнул Авл, — маленькая такая деревенька, домов семь-восемь, не больше. Мы из леса выезжаем, и, почитай, уже в воротах.
— Укреплённая что-ли?
— Да не, какое там… Плетень, по грудь высотой, всего-то. Навстречу баба с вёдрами идёт. К ручью, стало быть, неподалёку там. Увидала нас, как завизжит! Из домов бородатые посыпались, мы за мечи. И как-то они удачно под руку полезли. Мандос первого рассёк, аж рубины в воздухе заиграли.
Могучий Мандос, хранивший молчание, чуть скривил губу.
— Ты рубины-то хоть раз видел? — ткнул приятеля в бок Тестим.
Тот отмахнулся.
— Отстань.
— А дальше что? — спросил Анектомар.
— Дальше? Дальше они на нас навалились, а мы им от души вломили. Не ждали они нас. Брони не одели.
— А мы и спали в ней, — вставил Тестим, — и даже сра…
Не договорил. Теперь уже Авл боднул его плечом.
— Ага. А у них некоторые в одних штанах повыскакивали. Их больше было, да мы такой азарт уже словили, что не остановить. Вдруг Тиберий как заорёт: «Децебал»! Смотрим, муж среди них — рубаха золотом расшита, на шапке золотой ободок узорчатый. Сразу видать, не из простых. Важный.
— Царственный, — нарушил молчание Мандос.
— Во-во.
— А вы его прежде видели? — спросил Анектомар.
— Нет. Ну кому другому ещё там быть? Мы ведь с его людьми дней пятнадцать кружили друг вокруг друга. Знали, что здесь он где-то. Три наших турмы там по окрестностям шарили, а выйти на Децебала посчастливилось Тиберию. Теперь обласкан будет…
Турма — подразделение римской конницы, 30 человек.
Авл вздохнул.
— И тебе перепадёт, не переживай, — успокоил Мандос.
Авл замолчал.
— Ну? — поторопил его бритт.
— Что ну? Дальше стали к нему пробиваться. Мандос схватил одного за ногу, да как размахнётся им…
— Кончай заливать, — прогудел «Маленький конь».
— Бородатые окружили Децебала, спинами закрыли, — перебил Авла Тестим, — а он что-то крикнул им, кинжал достал и в грудь себе вонзил.
— Почему? — удивился Анектомар, — говорите, их больше было.
— Видать, не поняли они этого, — сказал Авл, — мы хороший шум подняли.
— А может, устал уже царь по горам бегать, — негромко проговорил Мандос, задумчиво глядя на языки пламени, подрагивающие в очаге.
Повисла пауза.
Тестим протёр слезящиеся глаза. Мазанка топилась по-чёрному, и сизый дым лениво утекал через устье под высокую крышу. Потрескивали поленья в круглой приземистой глинобитной печи с отверстием под горшок в куполе.
— Что потом-то? — спросил, наконец, Анектомар, — как царь закололся?
— Потом? Четырёх царских телохранителей, что его защищали, мы порубили. Остальные побросали оружие. Кто-то драпанул. Гнаться не стали. Оставшиеся словно оцепенели. Будто мы волю к жизни из них вырвали. Встали столбами, на царя мёртвого смотрят. Мы не стали ждать, пока они очнутся, согнали их по домам, вместе с местными. Двери подпёрли и…
Авл замолчал. Никто из паннонцев не продолжил его речь. Молчание затягивалось, слышно было, как снаружи завывала злая вьюга, заглушая почти все прочие звуки.
Почти все.
Мандос, лошадник, чуткий к конской натуре, вдруг поднял голову, насторожился.
— Чего ты? — спросил Тестим.
— Тише, — приказал Мандос, — слышите?
— Что?
— Лошади беспокоятся.
Тестим нахмурился, прислушиваясь. Авл, изрядно приложившийся к меху с вином, поднялся на ноги.
— Пойду-ка я до ветру.
— Да ты только дверь отвори, ветер сам тебя найдёт, — хохотнул кто-то из паннонцев, — вон как воет.
— Да тихо вы! — Мандос вскочил.
Авл потянулся за ним.
Мандос рванул на себя дверь, покачнулся, приняв в грудь удар снежного заряда. Снег валил стеной.
— Вот Сальвий, поди, клянёт Тиберия, — сказал кто-то.
— Да и тебя, уважаемый Анектомар, твои небось чихвостят.
— Даор?! — окликнул Мандос часового, коего жребий наградил злой судьбой торчать снаружи (его, правда, обернули сразу в три плаща).
Никто не ответил.
Мандос вытянул меч из ножен и шагнул наружу. Авл выполз следом.
— Даор?! — снова позвал Мандос.
Безрезультатно.
— Может он т-т-тоже от-т-тлить от-т-тошел? — отстучал зубами замысловатую дробь Авл.
— Чего ему здесь не отливалось? — резко бросил Мандос и направился к лошадям.
Те нервно переступали, косили глазами, храпели.
— Тише, тише, — попробовал успокоить своего жеребца паннонец, ласково провёл рукой по шее и почувствовал, что того бьёт крупной дрожью, словно в жестоком ознобе.
— Даор?! — покачиваясь, закричал Авл, прикрывая лицо руками от царапающих кожу, обжигающих снежных зарядов.
Плащ его развевался, как крылья.
Мандос напряжённо оглядывался по сторонам. Ночь взбесилась и яростно хлестала людей своей ледяной плетью. В трёх шагах ничего не видать.
Лошади в панике рвались с привязи и уже криком кричали, срываясь на визг. Мандос изумлённо смотрел на них, не зная, что ему предпринять. Такого поведения он никогда прежде не видел, даже во время ночёвок в глухом лесу, когда вокруг лагеря нарезали круги серые.
Вдруг на периферии зрения проявилось какое-то движение. Мелькнула размытая тень и почти сразу затрещала соломенная крыша мазанки.
Мандос резко обернулся и увидел, как крыша обрушивается внутрь. В доме закричали. Что-то тяжёлое изнутри ударило в стену, едва не пробив в ней брешь. Захрустели прутья, потрескалась покрывавшая их глина.
Паннонцы и бритты орали нечто нечленораздельное. Их крики пульсировали ужасом.
Мандос рванулся к двери. На самом пороге его сбил с ног Тестим. Он кубарем выкатился наружу, зажимая живот руками. К нему подскочил Авл.
— Тестим!
Раненый выл нечеловеческим голосом, пытаясь запихнуть кишки в распоротый живот.
На пороге показался Анектомар. Он тоже орал, как и все в доме, и пятился наружу, отмахиваясь мечом от чего-то или кого-то, убивающего дозорных. Мандос вскочил на ноги, но помочь бритту не успел. Тот вдруг обмяк и по дверному
