до него оставалось шагов пятьдесят. Да и то потому, что дверь в дом была открыта, и наружу пробивалось тусклое рыжее свечение.
— Ты говорил, он заброшенный, — встревоженно сказал Тиберий, поглаживая рукоять длинного кавалерийского меча-спаты.
— Был заброшенный, — пожал плечами Сальвий.
— Всем быть начеку, — приказал декурион.
— Может, наши? — предположил Сальвий, — кто тут ещё теперь может быть?
— Бабы и ребятишки, — ответил Мандос, — со стрелами.
Всадники приблизились к хутору. Уже было видно, что рядом с домом стоит амбар, к крыше которого пристроен навес над коновязью. Под навесом стояли лошади.
— Стой, кто идёт? — раздался голос из тьмы, когда паннонцы подъехали совсем близко.
Вопрос задали на латыни. Явственно различался акцент, но не местный, не фракийский. Декуриону такой уже приходилось слышать. Тиберий, напряжённый, как натянутый лук, облегчённо выдохнул.
— Не идёт, а едет. Декурион эксплораторов Клавдий Максим, Вторая Паннонская ала.
— Назови пароль.
— «Минерва ведёт храбрейших», — сказал декурион.
— «Виктория благоволит Августу», — отозвался голос.
Из темноты навстречу шагнул человек, одетый почти так же, как и всадники.
— Паннонцы? Ну, здорово, разведка.
— И ты будь здоров, — сказал декурион, — назовись сам.
— Ульпий Анектомар, старший дозора, Первая когорта бриттов, — представился он и зачем-то добавил, — римские граждане.
Тиберий улыбнулся. Будучи сам римским гражданином в третьем поколении, он со снисходительной усмешкой смотрел на вчерашних варваров, которые не упускали случая горделиво заявить, что они теперь ровня римлянам. Этот Анектомар, судя по его имени, полученному от самого императора, был вместе со своими соотечественниками награждён за героизм, проявленный при штурме Сармизегетузы, столицы даков. Целая когорта Ульпиев.
— Я слышал, — сказал Тиберий, спешиваясь, — ваша когорта награждена титулом «Благочестивая и верная»?
— И ещё золотой цепью! — важно подтвердил Анектомар, словно бы даже ставший выше ростом.
— Что ж, рад приветствовать столь доблестных воинов.
— Вы откуда? — спросил Анектомар.
— Оттуда, — неопределённо мотнул головой декурион, пожирая глазами стоящих под навесом четырёх лошадей.
Бритт понял, что подробностей не будет и заткнулся.
— Слушай, — спросил декурион, — вы же пехота, откуда у вас лошади?
— Наш префект распорядился выдать всем дозорным. Мало ли… Срочную весть доставить.
— Вас четверо?
— Так точно.
Тиберий покусал губу, покосился на своих людей, которые знакомились с вынырнувшими из темноты бриттами, помолчал немного, и, наконец, сказал:
— Мне нужны твои лошади, Анектомар. Я спешу в Апул, а мои очень устали.
Анектомар нахмурился.
— Я не могу отдать лошадей без приказа, а ты мне не начальник.
— Я, вообще-то, декурион.
— Ты мне не начальник, — повторил Анектомар, набычившись.
— Послушай Ульпий, — Тиберий решил подкатить с приятной для бритта стороны, — я действительно очень спешу. Я везу императору важные вести. Тебе ничего не будет, если ты отдашь мне лошадей. Более того, я гарантирую, тебя ещё и наградят.
Анектомар покачал головой.
— Ну, ты же сам сказал, — раздражённо бросил Тиберий, — что лошадей тебе дали, чтобы срочную весть доставить. Вот как раз такой случай.
— Что за весть?
— Я не могу тебе сказать.
— Тогда не дам лошадей, — невозмутимо ответил Анектомар.
Тиберий заскрипел зубами. Из дома вышел ещё один бритт с большой деревянной ложкой, поднёс её к губам, попробовал похлёбку и что-то сказал старшему на непонятном языке.
Анектомар повернулся к нему и спросил на латыни:
— На них-то хватит?
Бритт лишь пожал плечами и скрылся в доме, откуда истекал дразнящий аромат.
Декурион непроизвольно сглотнул слюну. Одна половина Тиберия, чрезвычайно уставшая за время длительной скачки, умоляла об отдыхе, другая подпрыгивала, как на иголках, торопясь доложиться начальству. И предвкушала награду, чего уж там…
Дело, с которым отряд так спешил в ставку императора, тянуло на то, чтобы стать самым значительным событием в жизни декуриона. Прошлые заслуги с нынешним успехом не шли ни в какое сравнение и, может статься, что и в будущем Тиберию, обычному служаке, не хватающему звёзд с неба, не суждено было совершить ничего подобного.
Люди декуриона, разумеется, тоже рассчитывали на отличие, но не жаждали его столь страстно. Они очень устали и предвкушали отдых. Они добрались до римских постов, завтра уже будут в Апуле. Какой смысл гнать? Что изменят несколько часов? Другое дело, если бы торопились с вестью о внезапном наступлении неприятеля, так нет.
Встретив своих, ауксилларии совершенно расслабились, но Тиберий никак не мог последовать их примеру. Необъяснимая тревога лишь нарастала. Всю дорогу до Апула из селения Ранистор, лежащего к северо-востоку, он чувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Ежеминутно ждал нападения даков, был уверен, что они непременно попытаются отбить бесценный трофей, который он вёз императору.
Бесс, догадывавшийся о его страхах, не раз и не два напомнил командиру, что решись варвары на драку, они не побросали бы оружие в Ранисторе.
«Будто оцепенели».
Умом Тиберий понимал, что Сальвий прав, но страх, поселившийся в душе, успешно отгонял доводы разума.
Декурион принял решение. Он здесь не останется. Пусть люди отдохнут, а он поедет. Сердце никак не унимается, бьётся, будто после драки. Надо избавиться от этого мешка, как можно скорее. Он успокоится, когда вручит его начальству. Ещё одна ночь посреди враждебной страны в компании с трофеем сведёт его с ума. Надо только убедить бритта помочь. Рассказать ему? Почему нет? Всё равно завтра вся армия узнает новости.
— Хорошо, Ульпий, — сказал декурион, — если я покажу тебе, что мы везём в Апул, дашь лошадей?
— Сначала покажи, — важно заявил новоиспечённый «римлянин».
«Ах ты, наглая рожа. Врезать бы тебе, да потом хлопот не оберёшься улаживать конфликт с этими обласканными Августом варварами».
— Ладно, — процедил Тиберий, — иди сюда, смотри.
Анектомар подошёл к декуриону. Тиберий отвязал от седла кожаный мешок, распустил завязки. Бритт заглянул внутрь.
— Что там? Не вижу.
— Огня, Сальвий.
Бесс приблизился с факелом.
— Голова? — удивлённо спросил бритт.
— Голова Децебала, — негромко ответил Тиберий.
На лице Анектомара проявилась гримаса — смесь удивления, восхищения и зависти. Он цокнул языком.
— Теперь понял, почему мы спешим? — спросил декурион с торжественными нотками в голове, — давай лошадей.
Анектомар пожевал губами.
— Всех?
— Разумеется, — ответил декурион, — ты хочешь, чтобы я один вёз такой трофей ночью по незнакомой местности? Мне нужны сопровождающие.
— Я отправлю с тобой двоих своих, — сказал Анектомар.
Декурион попытался возразить, но бритт отрезал:
— Два моих человека. Или иди пешком.
«Хочет примазаться к почестям?»
— Хорошо, — согласился Тиберий, — твои люди найдут дорогу в Апул ночью?
— Конечно, нет. Днём бы нашли, но не ночью.
«А ведь скажут, дескать, мы помогли, мы проводили».
— Сальвий? — повернулся декурион к Бессу.
Тот с досадой хлопнул ладонью по бедру.
— Ну что ты за человек, Тиберий? Ну что тебе дадут несколько часов?
— Это приказ.
— А-а… — обречённо
