кстати, когда ко второму КПП проходил, этот люк должен был не раз видеть, он металлический, прямоугольный. Так вот, в эту емкость сварщики сбрасывают известь. Смекаешь? Послать тебя за известью и хорошо, если часа через два ее принесешь. А такой троечник за десять минут обернётся, он и известь знает где взять, и тару для нее долго искать не будет. Это ни хорошо и не плохо. Это к тому, что для получения результата нерационально всех грести под одну гребёнку. Ты лучше в одном, кто-то лучше в другом. И когда каждый занят делами по своим способностям, то и общий результат как у нашего курса, мы впереди по большинству показателей. Поэтому, кстати, и нечего тебе после сессии неделю до отпуска тут просиживать — пусть троечники свои оценки если не учёбой, так общественно-полезным трудом на курсе и кафедрах отрабатывают… Так, что-то заболтался я. Еще вопросы есть?
— Никак нет!
— Свободен.
* * *
На следующий день, в субботу, после обеда ПХД — парко-хозяйственный день. Обычно это генеральная уборка своего участка в казарме и на училищной территории. Участок нашего взвода в казарме — туалет и умывальник, а на территории — двор между офицерским общежитием и офицерской же столовой, за территорией училища через дорогу по улице Пархоменко. Территория за территорией — по-дурацки звучит, но уж как получилось. Первое отделение во главе с Геной Лапинским в порядке очереди отправилось драить туалет с умывальником, а мы, второе и третье отделения взвода, с вениками, граблями и плащ-палатками (последние для сгребания и выноса в них мусора) на законных основаниях под командованием Андрея Гойки направились за территорию училища.
Часа через полтора работы на свежем воздухе, половина из нас возвращалась в предвкушении очередного увольнения, а другая половина — свободного времени и отдыха с просмотром вечерних телепередач или партии в биллиард в ленинской комнате.
Остальная часть курса свои работы закончила чуть раньше, в казарме стояла суета, большинство из собирающихся в увольнение уже были переодеты в «парадку». Нам при входе в казарму кто-то крикнул: «Второй взвод, переодевайтесь быстрее, только вас ждём!» Ну да, если бы задерживали, тут бы сидели толпой переодетые в парадку и с кислыми рожами пялились в телевизор над центральным проходом. А мы как раз вовремя!
Как только забежали в каптерку взять свою парадную форму, неспеша вышел старший прапорщик Трандин, подошел к тумбочке дневального, взял книгу записи увольняемых. Выйдя в центральный проход, он остановился, выдержал паузу примерно с минуту, дав нам немного времени на переодевание, выполнил своё фирменное упражнение «колокольный звон» и подал команду строиться увольняемым.
Пока уже готовые убыть в увольнение строились, я закончил завязывать шнурки на ботинках, поправил сложенное на табуретке повседневное обмундирование и бегом втиснулся в уже стоящий строй.
Трандин подождал двоих отставших, подал команду: «Равнясь! Сырна! Рррр на право!» и, повернувшись налево, отправился в сторону канцелярии докладывать начальнику курса о готовности увольняемых убыть в город.
Вскорости он вышел оттуда вместе с капитаном Филимоновым.
— Вольно, — негромко сказал начальник.
— Вольно! — зычным командирским голосом продублировал старшина.
Начальство вышло и остановилось перед центром строя. Филимонов неспеша цепким взглядом осмотрел весь строй. Одному из числа наших припоздавших показал пальцем на ботинки и сказал:
— Почистить. У тебя ровно минута, время пошло.
Еще раз оглядел строй и приступил к инструктажу перед увольнением:
— Товарищи курсанты! Правила поведения в городе вы все хорошо знаете — повторяться не буду. Учить учёных, только портить. Тем не менее, знают все, но не все их выполняют! Поэтому напоминаю: кто по прибытию из увольнения попадётся дежурному офицеру с запахом алкоголя, может забыть об увольнениях минимум на месяц. И ещё, запомните, — он сделал многозначительную паузу и, повысив голос продолжил, — вы свой хуй не на помойке нашли, чтобы совать его куда попало!
Мы дружно заржали. Это было что-то новенькое. Обычно сдержанный и практически никогда не позволявший себе сквернословить при подчиненных, Михаил Юрьевич немного удивил. Не знаю, с нашего курса таких не помню, но, возможно, кто-то с других залетел в госпиталь со срамной болезнью и высшее начальство распорядилось провести по курсам соответствующие инструктажи. Ну, как получилось, так и проинструктировал. Филимонов тоже улыбнулся и закончил:
— Ко мне вопросы есть?.. Товарищ старший прапорщик, — обратился он после небольшой паузы к Трандину, — раздавайте увольнительные жетоны и строем до КПП. — Закончив инструктаж, начальник протянул старшине курса коробку с увольнительными жетонами, с которой вышел из канцелярии.
По уходу начальника Трандин подозвал дежурного по курсу сержанта, всучил ему коробку, а сам, раскрыв журнал увольняемых, начал перекличку. Каждый названный громко отвечал «Я!» и подбегал к сержанту получить свой жетон. Когда выбежал я, Трандин взял у дежурного мой жетон и жестом наклонил в свою сторону, показывая, что не отдает его. Когда я остановился перед старшиной, он, глядя в книгу увольняемых, негромко спросил:
— Чобиток, я не понял, ты же не женатик, что это за увольнение с ночевкой? — Женатиками называли уже успевших жениться. Таким, чтобы не разрушать молодые семьи, и на младших курсах разрешалось ходить в увольнение с ночевкой, в том числе в будние дни.
Я преданно посмотрел на Трандина исподлобья и ещё тише доверительным тоном сообщил:
— Андрей Иванович, дык, начальник курса поощрил за нашу с вами рацуху! — почти не соврал я.
Сравнительно недавно под пристальным надзором Трандина сантехники из котельной провели модернизацию сливных бачков в нашем туалете. Вместо вечно ломающихся и текущих поплавковых механизмов вставили загнутые трубки. Вода постепенно заполняла бачок, а, достигнув верхнего края загнутой трубки, полностью сливалась с хорошим напором, пока уровень с хлюпающим, особо слышимым в спальном помещении в ночное время, звуком не достигнет открытой части трубки, после чего бачок наполнялся снова. Когда это дело было готово, меня, как рацорга и уже имеющего опыт оформления рационализаторских предложений, вызвал начальник курса и поручил подать рацпредложение, вписав в авторы кандидатов на мой выбор. Обойти авторством Трандина, единственного среди «авторов» хоть как-то причастного к данному «изобретению», было никак нельзя.
Напоминание о рацпредложении, за которое Трандиным, как и другими соавторами, было получено не только свидетельство, но ещё и червонец в училищной кассе, подействовало магическим образом:
— Молодец! Держи! — Андрей Иванович с полным отеческой любви взглядом протянул мне увольнительный жетон.
Ещё через пять минут дежурный по курсу вывел на улицу и построил увольняемых, довел до КПП и, после доклада дежурному по училищу, ещё с парадной лестницы главного здания махнул нам рукой через стеклянные двери, давая понять, что дежурный дал добро
