без рубахи
через солнце молотом бьет
а в казачьи усища кронштейна
бородавку тощих костылей
чтобы ветер вьюзг в отчаянии
подгибая под ним колени.
Сдвиговой прием оживляет конструкцию стиха, динамизирует слова!..
Даже засидевшаяся в кресле бабушка прорезывает зрителя:
Серым сюртучке. Переломлен книгу
На какой странице Иоанна покинула
Нонешний году и смерть ближе
А дедушка улыб над диваном.
Поэт Хабиас чувствует в себе присутствие небесных светил:
О кланяйтесь мне совнархозы
Священник и шимпанза
Я славнейшая всех поэтесин
Шафрана Хебеб Хабиас.
Пряность последней строчки – контраст архи-современных словечек на шляпе священников и шимпанз.
Поэт Валентин Катаев
О «фонетических ассоциациях»
Дорогой тов. Крученых!
Спешу поделиться с Вами некоторыми своими наблюдениями в области звукообраза.
Смысловое значение какого нибудь данного слова прямым ассоциативным путем вызывает ряд других слов-значений, ничем друг с другом не связанных, кроме чисто субъективных представлений.
Звучанье слова, фонема, определенная звуковая конструкция – излучает ряд других слов, фонем, органически спаянных друг с другом совершенно объективными, звуковыми условиями. Я называю такой ряд – рядом фонетических ассоциаций.
«Звуковые повторы», не так давно установленные О. Бриком в качестве давно существующего стихотворного приема и принцип Хлебникова – «внутреннее склонение слов» – суть родители фонетических ассоциаций.
Сейчас этим приемом начинают пользоваться в широком масштабе.
и в третий плеснув, уплывает звоночек
сплошным извиненьем: жалею не здесь.
(Пастернак)
Ряд: звоночек – извиненьем – здесь, – до такой степени связаны фонетически, что в композиции всей вещи образуют прочную ветку темы звененья, совершенно закрепляя ее.
Еще из Пастернака:
милая, моргая, поспит где то сладко
и фатаморганой любимая спит…
Моргая-фатаморганой! Здесь совершенно невероятное остранение (термин Эйхенбаумана, кажется) слова фата-моргана. Звуковая целесообразность вполне оправдывает рискованное применение этого слова и укрепляет за ним новую значимость.
Еще позволю привести пример из своей последней вещи:
И ползя на рейд черпать,
Пузоватый кузов
Гнал качая черепа
Черепах-арбузов
первый ряд: черпать – черепа – черепах (укрепление темы арбузов) второй: – пузоватый – кузов – арбузов (темы парохода).
Здесь скрещиваются два ряда. Получается короткое смыкание и – искра разряда, запечатлевающая звуко-образ.
И так – вывод:
«фонетическая ассоциация» – сильный прием, позволяющий развивать и закреплять данную тему в плане определенной стихотворной композиции.
Если хотите – «фонет. ассоц» некий каламбур, но это совсем не плохо, потому что словесная острота и неожиданный блеск, возведенные в степень поэтического приема приобретают ценность прекрасного оружия… но пользоваться им следует с большим тактом, помня, что чисто механическое применение (без подлинного чутья к языку) обращает его острие в грудь бестактного бойца.
привет Валетин Катаев.
Пекинская горка
зима 922 года.
Сдвиг композиции – сдвиг эстетики.
Аполлон в перепалке
(живопись в поэзии)
«Крученых
ногу втыкаешь ты
в мяхкаво евнуха»
(Терентьев)
Рисунок – перпендикуляр сразмаху!
Необычное положение ноги: штопор или бурав…
Композиция у Пушкина – естественное хождение, шатание из угла в угол, и только смерть прекращала, проводила необходимую для рисунка черту!..
А в приведенном Терентьеве – необычность живописной компоновки!
«Мой милой лежит в больнице,
В поле дерево растет!»
«Пароход плывет по Волге,
По стене верблюд ползет»!
(частушка)
Горизонталь пароходного рейса, пересеченная вертикалью карабканья верблюда – верблюд, воткнутый в пароход!
Кажущаяся нелепость – мудрость рисунка!..
Живопись – проявитель такой композиции поэта и начертание звуков: ударяемые крученых и ты дают звуковой тык штычек в отдувающегося, как пуховик, «мяхкаво евнуха»!..
«Как памятник трезвый
Публично сплю»
(Терентьев)
(Человек, не стесняющийся делать публично все!)
Памятник ложится, но сейчас же протестует и встает, потому что он «трезвый»: резкий, прямой, резво вытянутый во фронт!
И тут же – «сплю» – распластанная постель (сравни: лежа бегаю)
Перпендикуляр мигающий!
Все изображается в неприсвоенном положении и направлении: ветер дует снизу – «вой из войлочной туфли лихо радуй».
– лихо радуй и лихорадуя (лихорадочно и пр.)
«Пока не упрусь дощатой подошвой
В собственный каинный рост»
(Терентьев)
«Суп наголо» –
суп, выдернутый наголо!
«Красота со взломом»! –
лом, продырявливающий икону!
«Совершенно неизвестно чего пожелает
Мой желудок
Хотя бы через пять лет
С луком растянутого бульдога
Ежа
Баталион телят
Или перепоротую кашу Лилилильню
Из фисталя».
(Терентьев)
Построение: растянутый бульдог (растянутый куб!), воткнутый еж (нож), марширующий баталион телят (!) и снова – каша разливная и перепоротая
«Поэзия что такое?
Укража дойное молоко
А корова?!!!!
Слово!
А бык????
Язык!»
(Терентьев)
Корова стоя читает газету. Ноги – четыре перпендикуляра. Бритва языка подкашивает тяжелого быка – поэзия определяется графически! (Только при разборе я заметил, что в рукописи после четвероногих слов по четыре вопросит. и восклицат. знака!)
Каждое построение протыкается, проткнуто (проклято):
«Сливки мокко модница
Висла яблоко Николай угодник»
(Крученых-Терентьев)
Созвучные слова. Общность их и в построении, которое выражается одним рисунком (–11): поверхность сливок на тарелке, рядом – стоящие жестянки и модница Яблоня повисла – а может, река Висла или висячая – и на берегу яблоко-ня, а повыше гладильной скрижалью заушающий Никола Угодник –
– не подходи, а то выгладит!
В страхе бегут «дезертировавшие меридианы» – сухощавные поджарые спортсмены, растянутые в бесконечность (лежачие бегут)
Три названия перпендикуляра:
1) кличка «трезвый» (человек)
2) Николай Угодник (дух)
3) Дезертировавшие меридианы (вселенная) «Птица-тройка! Кто за ней угонится»?!..
Наконец-то Щедрин дождался, что (мы) стали к нему перпендикулярны – смотри его «будьте перпендикулярны» (сравни: «я очень вам перпендикулярен»)…
Воткнутый под прямым углом кинжал классической трагедии не трогает современного сердца: он кажется холостым чертежом. По Аристотелю, красота доканчивалась гибелью. Акробатические выдумки старого искусства не были сами по себе достаточно интересны, почему публика верить могла в основательность танца только после сломанной шеи: это ее убеждало и восхищало!..
«Красота в погибели»
«Любовь
