песнях:
И лотос плавает в воде, как улей (какули?)
И С. Городецкий, сказавший по другому поводу в «Иве»:
А я на мху еще лежу
Земной упрямый и тяжелый…
– Чем не Пушкинский анекдот?!
Соперничает с Брюсовым еще наш мелодичнейший, музыкальнейший, неподражаемый Блок:
«О, сколько музыки у Бога» (убогая музыка!)
И грозен в юные года (вьюные года)
И я в просвете (няв…)
В их сияньи бесконечном…
Сочетанье ли теней
(«За гранью прошлых дней»)
Утек, подлец! Ужо постой…
…поскользнулась
И бац – растянулась!..
(«12»)
Ствол иссохнет, как они
(сравни у Лермонтова: и безпечна, как они)
Как и жить и плакать без тебя
. . . . . . . . . .
Дни становятся короче
Жилы медленнее бьются…
«В литературном отношении Блок был просвещенный консерватор… английский консерватизм лордов» (О. Мандельштам).
Известна эта – страшно сказать – «просвещенная жандармерия»! Для нового – «не пущать», а сами тайно словоблудят под видом служения высшим идеалам и просто безовсяких…
А вот парнасец Гумилев:
Я-б наверно, повалившись на земь…
Я один и перо в руке
(«Неизданные стихи»)
И купы царственные ясени и бук
(«Вилла Боргезе»)
А вот монахиня Ахматова… но пощадим ее женскую стыдливость, кстати многие сотни примеров из этих авторов приведены в моей книге «Малохолия в капоте».
Хороши недавние премьеры, когда их неумелые строчки нельзя ни в каком обществе вслух произнести!
Какой же там символизм и Маркс с Марсом, когда и двух простых слов связать не умеют.
И еще все время толкуют о Пушкине, а тот так был чуток, что отдаленнейший намек на смешной сдвиг, его отпугивал:
«Нет ничего легче поставить
Равна грузинка красотою.
но инкакр… а слово грузинка тут необходимо» (Пушкин письма). Впрочем шаловливые сдвиги были и у него…
А вот как Белый подпал под влияние футуристов:
Голубоглазый гимназистик, –
Взирает в очи Сони Н-ой,
Огромный заклокочив клочень;
Мне блещут очи, очень, очень –
Надежды Львовны Зориной.
«Первое Свидание» 1921 г.
А вот что печатал В. Хлебников еще в 1912 г.
Наш кочень очень озабочен:
Нож отточен точен очень!
– оказывается, не влияние футуристов, а плагиат у них!
А кто не узнает Хлебниковского «влияния» в строчках из «Котика Летаева», «Зензею зензеял комар: зазиньзинькал мне в уши; меня понесли на диван-зевачом».
А у Хлебникова:
Пинь-пинь-пинь!
Тарарахнул Зинзивер…
Зевач навеян смехачом Хлебникова. Даже Смешонков, Смехов и Смешков утащил у Хлебникова и подкинул в свою «Офейру». Таких влияний бесконечно в «Котике Летаеве», кстати вообще подражательном. Хотя бы в своем скучнейшем и несуразнейшем размере: весь «Котик» написан… гекзаметром! Каково это для прозаического романа? – например «Братья Карамазовы» в гекзаметре – это был бы самый неуклюжий гроб от которого на 3 версты несло б скукой, трухой и молью!
Вот как написан весь «Котик»:
Мама встретила, двери открыв, Ангеликою:
Крыльями шали накрыла, и – плакала вместе со мною
– Мой миленький, маленький: ты уж прости, Христа ради!
Гегзаметром написаны «Офейра», «Возвращение на родину» и др.
Все, что выдумывает сам Белый, воистину смехотворно – и применение размеров и неологизмы:
Стекло пенснэйное проснется,
Переплеснется блеском искр.
– Пенснейное – более слякотного сюсюкающего и пахнущего дождливой псиной слова не придумаешь! И опять любовь к ени.
(Смотри мою книгу: «Тайные пороки академиков»).
Или вот его самостоятельные строки:
И я к груди земли приник…
На нас тела, как клочья песни спетой…
…каменные духи (едоки?!)…
Серые сосны и пни…
Так и я: в ветер-смерть…
(Такия – брат Сакия-Муни?!)
(Из книги «Звезда. Новые стихи (?!)» 1922 г.)
Вязнущий Белый пытается схватиться за трафаретные
Облака – фимиамы… (покури, покури!)
Из моря слез, из моря муки.
Дальше конечно лезут «руки», «час – алмаз», «очи – ночи» и прочая труха и графомания!..
В 1913 г. о стиле Белого я писал: «бесконечная канитель Белого» – теперь после его распыленных офейр и эпопей, прозаических гекзаметров и непережеванных плагиатов кажется это можно сказать определенно и безошибочно!
Все это только о стиле!
Можно, конечно, многое сказать о дурного тона расточительности, нецелесообразности, неуклюжем разворачивании сюжета, чрезвычайной ритмической бедности и о прочих прелестях хваленой симфонической композиции прозы Белого – но это в наши задачи не входит.
Доказывать же, что Белый лучше или хуже, скажем, Пильняка, такая же непроизводительная трата времени, как с пеной у рта спорить, что лучше: – быть повешенным или удавленным?!
Мистика символистов кончилась трагично, к ним применимы слова поэта А. Чачикова:
Проезжий фокусник увез мою жену,
Влюбленную в египетские тайны,
И каждый раз, гадая на луну,
Твержу я: Господи, ужели то случайно?!.
Нет, истинная поэзия от них ушла навсегда и не случайно!..
Сдвигорифмы
Составных рифм (вернее сказать – сдвиговых) бесконечное множество у всех современных поэтов: у Маяковского и Хлебникова, у Брюсова и Белого, Ахматовой и Блока, и наконец у большинства молодых поэтов.
Возьмем, напр., поэтессу Н. Бенар, только в этом году выпустившую книгу: «Корабль отплывающий». Вот какие у нее (и типичные для всей теперешней поэтической молодежи) рифмы:
Недели вышли навстречу
Похоронными клячами в перьях
Вьюг. От этой встречи
Не отчураюсь теперь я.
Нам закаты в окно напророчили
О зиме, всех зим печальней.
Голосами осипшими ночи,
На углах о разлуке кричали нам,
И в других стихах: тепло еще – площади, знака ли – плакали, обрыв кинув – обрывки.
Составные рифмы дают неожиданно для автора ряд неологизмов: теперья (множ. число от теперь?), тепло еще (увелич. степ. от тепло? сравни – побоище).
Особый вид сдвиговой рифмы представляет переносная или так наз. «двустволка».
Шуточное
