— Возможно.
— Терри, я пришла сюда затем, чтобы сказать вамкое-что.
— Я слушаю.
— Вы боретесь с самим собой.
— Я? — он удивленно поднял брови.
— Да, вы.
Терри шутливо заметил:
— Что ж, мы можем заключить с вами прекрасное честноепари. Итак, как вы думаете, Альма, кто победит в этой борьбе — я или тот, ктоборется во мне против меня?
— Не надо шутить, Терри, — попросила Альма. —Вы ведь знаете, что я хочу сказать вам и боитесь это услышать.
Терри медленно опустил свой бокал на стол.
— Давайте, Альма, выкладывайте… может, вы и правы.
— Вы были влюблены в меня тогда, перед этой вашейпоездкой в Китай. — Слова эти прозвучали не как вопрос, но какутверждение, в котором ощущалась спокойная уверенность.
— Да, это правда. — Пальцы его коснулись влажнойповерхности бокала и стали скользить по ней.
— Терри, почему вы уехали тогда?
— Вы были замужем, — сказал он задумчиво. —Ваш муж был моим лучшим другом. После той ночи в моей квартире… я вдруг понял,что люблю вас… и так дальше продолжаться не может.
— Не надо изображать из себя эдакого сэра Галахада,благородного рыцаря. Вы ведь знаете или, по крайней мере, должны знать, чтотакого рода люди уже давно не существуют. Люди по-настоящему интеллектуальногосклада прекрасно понимают, что иногда обстоятельства… внезапный порыв чувства…пара бокалов вина… О Терри, если бы вы только знали, как трудно мне говорить обэтом.
— Боб был моим лучшим другом, — сказалТерри. — А я был до сумасшествия влюблен в вас. Сейчас, когда прошло ужестолько времени, легко говорить о том, что обстоятельства… Я не знаю, что вытогда думали обо всем этом, но я знаю, как вы чувствовали себя.
— И тогда вы уехали в Китай, — тихо произнеслаона.
— Да, я уехал в Китай, — согласился Терри. —На следующий же день. И никому не оставил своего адреса. Я сделал этоумышленно, чтобы таким образом раз и навсегда покончить с тем, что было.
— А через шесть месяцев умер Боб… потом пришлосообщение о вашей гибели, я никогда не могла поверить в то, что вы тоже умерли.Многие годы на столике около моей кровати стояла ваша фотография. Вы быливсегда со мной… смотрели на меня… Когда я ложилась спать и когда просыпалась.
— Боб умер, так ни о чем и не узнав? — спросил он.Она кивнула и задумчиво сказала:
— Это было семь лет назад. Да, Терри, с тех пор, как выуехали, прошло ровно семь лет.
— И вот я вернулся, Альма.
Голос Альмы задрожал, но она мужественно взяла себя в руки ипродолжала:
— Нет, Терри, вы не вернулись. Зачем притворяться? ТотТерри, который уехал тогда, не вернулся, да и не мог вернуться, потому что былтаким странным, нереальным. Он любил жену своего друга — и вот отправился вдобровольное изгнание. И никогда уже больше не возвращался обратно. Вернулсядругой Терри. Годы сделали его другим, с годами изменилась и я.
Итак, Терри, вы уехали. Вы любили меня, я любила вас. Но мнеказалось тогда, что моя главная обязанность состоит в том, чтобы быть вернойсупругой. Вы же хотели остаться верным другом. Поэтому я боролась со своим чувствомк вам, а вы боролись со своим чувством ко мне. Факт тем не менее есть факт — вывзяли и уехали. Потом Боб умер. Все свои силы я отдала карьере. Вы же свои силынаправили на то, чтобы все забыть. Вы стали искателем приключений, а я сталаобыкновенной труженицей… Нет, нет, Терри, не перебивайте меня, я знаю, чтоговорю. Я обыкновенная труженица. Я раба успеха. Вы сказали однажды, что в этоммире за все нужно платить и что цена успеха всегда выше той, которую человекготов заплатить за него. В некотором смысле вы правы, и это в вас самая плохаячерта: вы всегда правы. — Она вздохнула и продолжала: — Когда вывернулись, вы были уже другим Терри, привыкшим к приключениям, стремящимся кновым, острым ощущениям. И этот другой Терри встретил уже другую Альму, достигшуюбольшого успеха. Некоторые даже считают ее знаменитой. Многие годы я подавлялав себе естественные чувства и желания. Все свои силы я сосредоточила настремлении к успеху, я добилась его, но в погоне за ним я утратила способностьсмеяться, жить и любить. Умом я этого не понимала, но подсознательночувствовала. Вот почему я потворствовала Синтии в ее милых забавах. Мненравилось смотреть, как она наслаждается жизнью, но это еще не все: во мне,Терри, развился комплекс страдалицы или что-то вроде этого. Я стала думать отом, что девушки, подобные Синтии, милые, легкомысленные, без трудазавоевывающие сердца мужчин, могут запросто играть с жизнью и не бояться обжечьпри этом свои нежные пальчики, но что за их спиной всегда должна быть какая-тоженщина с материнским инстинктом, которая наблюдает за ними и всячески пытаетсяоградить их от ударов судьбы.
Терри поднялся с кресла и пристально посмотрел на Альму:
— Альма, вы несправедливы, несправедливы по отношению ксамой себе и…
— Не надо, Терри, — не дала договорить емуАльма. — Не перебивайте меня. Я начала говорить и хочу договорить доконца. Вы вернулись, Терри Клейн, — путешественник, искатель приключений.Вы побывали в далеких странах, видели много разных людей, пережили стольковсяких приключений, вы пристрастились к экзотике, новизне и остротевпечатлений. И вот вы встретили Альму Рентон, серьезную художницу, стремительнозавоевывающую международное признание. Вы встретили также Синтию, веселую,беспечную игрунью, которая, однако, обладает достаточно развитым чувством мерыи ответственности, чтобы не выходить за рамки благопристойности, котораясмеется над жизнью, потому что всеми силами души отказывается быть раздавленнойею. Она не может не привлечь искателя приключений. Но вы по-прежнему верны, Терри,не мне, но памяти о нашей любви. Я все еще люблю вас, но еще больше я люблюсвою карьеру. Я слишком усердна и методична в своих стремлениях, чтобы, подобноСинтии, привлечь вас. Я думаю, строю планы и упорным трудом стремлюсь к ихосуществлению, тогда как Синтия живет, смеется и любит. Я пришла сказать вам,Терри, вот что: перестаньте бороться с самим собой. Я не автомат, я женщина. Яхочу иметь свой дом, свой сад. Хочу заниматься приготовлением пищи. Хочу мужа,детей. Но я знаю, Терри, что всего этого у меня никогда не будет. Слишком многовремени и сил я посвятила стремлению достичь совершенства в моем творчестве. Ивот оно, мое творчество, стало больше, чем я сама, чем женщина во мне, больше,чем материнский инстинкт, больше, чем все остальное в жизни.
Она замолчала. В комнате на долгое время воцарилась тишина.Затем Терри задумчиво произнес:
— Так что же вы все-таки хотите сказать мне?
— Я хочу, — ответила она, — чтобы между вамии Синтией не стояло то, что вы ошибочно принимаете за свою верность мне.
— Я что-то не понимаю. Вы говорите от своего имени илиот имени Синтии?
