— пчеловода и охотника. Ушёл в декабре проверять капканы — и с концом. Сколько ни искали — пропал человек, и никаких следов. Догадывались, конечно, что под оплывину попал, но где там зимой докопаться, когда бывает, свалится сотня, а то и более тонн снега. И верно, лишь в мае месяце вытаял сосед, и где… на дереве зацепился. Как ахнула лавина, так вместе с человеком вымахнула через речку, остановившись лишь на противоположном склоне горы. Беднягу к берёзе припечатало, а снег после такого удара становится плотным, что твой бетон, — не выкарабкаешься. Страшная смерть — быть заживо замурованным.
Вот и москвича останки свезли в Путинцево, похоронили на местном кладбище, родные почему-то не приехали, да и забыли. Забыли — кому нужна чужая душа?
Зато для братьев смерть Максима была трагедией. Снова и снова на память приходили их последняя встреча и разговор, оставивший яркий след в их душах. Несомненно, Максим был человеком неординарным, не похожим на других. Отказ от цивилизации и привычного комфорта, образ мыслей, преданность своему делу — всё это привлекало. Особенно пришёлся он по душе Роману, тянущемуся к знаниям и мечтающему посвятить себя науке. Нравилась в москвиче и привязанность его к родным местам братьев. Даже отшельничество Максима, его нелюдимость и угрюмость Роман оправдывал в чужом человеке.
Военная операция
Что же случилось с опытным таёжником? Этот вопрос волновал обоих — и Романа, и Степана. Даже им было ясно, что следствие было проведено формально, а вернее даже, что его и не было на самом деле.
«Надо самим побывать на месте, найти бывшее его жилище. Возможно, там остались его рабочие записки, результаты его геологических изысканий, наверняка представляющие интерес для производственников-геологов». Так думали оба и твёрдо решили пробраться на место, попытаться найти хотя бы какие-то следы трагедии и попытаться разобраться, что же произошло. Какие-то зацепки могли быть на месте его обитания.
Их знакомый Пахом Ильич, опытный охотник-соболятник, исходивший горы, подсказал:
— По всем ущельям и охотничьим участкам разбросаны охотничьи избушки. Бóльшая часть их теперь пустует, некоторые совсем пропали, другие еле-еле живы. Но переночевать можно, а в некоторых даже и перезимовать. На Тегереке избушка стоит в вершине Длинного ручья. Знаете, где Длинный ручей? Вот-вот, не доходя водопадов свернёте по левую сторону и шпарьте по ручью вверх, пока не упрётесь в кедрач. Там и избушка. В каком она сейчас состоянии, не знаю, но думаю, если подшаманить, вполне можно и соболевать.
Собраться всем удалось лишь в начале августа, да и то отпросились у родителей всего на три дня. Долго и спорно обсуждали план действий.
— Тайник надо искать, — убеждал Егор. — Там могут оказаться и ружьё, и записные книжки. А тайник, скорее всего, вовсе не в избе, а где-нибудь в другом месте. Например, в пещере или дупле.
— Где же ты его найдёшь, дупло? В лесу сколько деревьев! — кипятился Агафон. — Что, их все осматривать? Ничего из этого не выйдет.
— Деревьев-то много, а дуплистыми бывают только тополя, — гнул свою версию Егор. — А тополя растут только вдоль речек. А дуплистых среди них раз-два и обчёлся. Вполне реальная задача найти.
Роман со Стёпой помалкивали, надеясь, что тайну гибели Максима поможет разгадать его жильё. Не может быть, чтобы там не остались следы.
Тегерек встретил путников настороженной тишиной. Давно уже умолкли птицы, готовясь улетать в тёплые края, и лишь неумолчный шум реки сопровождал четырёх друзей на всём их пути. Егор и Агафон вели себя беззаботно, радуясь встрече с полюбившимся ущельем, но Роман и Степан были более чем серьёзны. Оба не забывали озабоченность Максима в последнюю их встречу и были твёрдо уверены, что Максим был убит бандитами, присутствие которых он чувствовал. А раз так, то надо соблюдать осторожность, быть начеку и помнить, что бандиты могут встретиться и им. Тайком от родителей братья взяли с собой ружьё с патронами, заряженными жаканами, они же посоветовали и Егору прихватить из дома также тайком мелкокалиберную винтовку. В какой-то степени разрядкой напряжённости стала картина, возникшая в лучах утреннего солнца. Ночной туман над рекой стал рассеиваться, и, как чудесное видение, вдруг возникла пара лосей, стоявших на берегу Тегерека. Они спокойно взирали на путешественников, а потом не торопясь и даже как-то церемонно и плавно скрылись в прибрежном тальнике.
— Какие красавцы! — непроизвольно вырвалось у Степана, а Роман добавил:
— Вот тебе и разгадка, как можно прожить в тайге без магазина и огорода.
— Да, лосей бьют все, кому не лень, — согласился Стёпа, — пасечники и даже лесники и егеря, обязанные охранять диких животных. Вот только как сохранить мясо летом, когда жара доходит до тридцати градусов?
— А ты забыл наш домашний ледник? До середины лета в погребке снег долёживает. Опытные таёжники сушить мясо умеют. Находят выход.
Путники остановились около горки промытого песка на берегу Тегерека, где ещё недавно они беседовали с Максимом. Не сговариваясь, ребята молча остановились, отдавая дань памяти человеку, который так быстро и внезапно вошёл в их жизнь и стал их другом. Было тихо, где-то щебетали птицы, ветер слегка шумел в верхушках деревьев, солнце светило так, будто никакой трагедии не происходило. Тем не менее Роману показалось, что и ветер потихоньку плачет, а птички и река поют грустную песню.
В унисон настроению ребят вдруг где-то рядом застонала, во весь голос закричала желна, и голос её, печальный и тягучий, как звук певучей, но грустной зурны, разнёсся на всю тайгу. Обычно саркастичный Егор на этот раз никак не комментировал, не сказал ни одного язвительного слова в адрес лесного лешего, как он раньше называл чёрного дятла.
Из состояния транса всех вывел звонкий крик кулика-перевозчика, присевшего рядом, у самой воды. Первым заговорил Агафон:
— Если здесь кто и живёт, то ходит очень осторожно, — заметил он, оглядывая поляну со всех сторон, — нигде никаких следов человека.
— Зато смотрите какой-то зверь наследил! — в тон ему ответил Егор и добавил с удивлением: — Какие-то они смешные, следы, хотя и чёткие. Кто-то бегал по мокрому песку, лапки маленькие, аккуратные, а впереди будто гвоздями, песок истыкан. Кто знает, что за зверь?
— Лиса, однако, — предположил Стёпа.
— Какая лиса, если когти чуть ли не в ладонь?
— Вот загадка: живём в лесу, а разгадать не можем.
Предположения сыпались одно за другим: рысь, росомаха, даже бобёр, хотя такого зверя здесь отродясь не знали.
Рысь отвергли — мал след для большой кошки. Да и зачем ей когти выпускать на ходу — она их,
