течение 1917 года все социалистические партии, и особенно большевики, участили попытки заручиться женской поддержкой. Под давлением активисток в марте большевики, вопреки своему первоначальному нежеланию, утвердили Бюро работниц для агитации среди женщин, а вскоре после этого возобновили издание журнала «Работница», недолго выходившего в 1914 году. Его редколлегия вскоре стала непризнанным центром большевистской работы среди женщин: организации митингов, создания школы агитаторов, попыток популяризации большевистских идей и повышения женского самосознания. Активистки стремились убедить женщин низших классов, что их интересы связаны с их товарищами по работе, а не с «буржуазными» феминистками и Временным правительством, и что только социалистическая революция может принести подлинное освобождение. Большевистская пресса публиковала сообщения о женских забастовках и уличных протестах, о конкретных женских трудностях. На митингах и демонстрациях, собиравших тысячи женщин-рабочих, а также на страницах «Работницы» организаторы указывали на причины непрекращающихся страданий женщин из низших слоев общества — войну и дороговизну продуктов — и обещали покончить с ними, когда большевики придут к власти. Большевики с энтузиазмом поддержали забастовку прачек и требования солдаток повысить заработную плату[158]. Меньшевики, более умеренные марксистские соперники большевиков, тоже издававшие журнал для работниц, были менее активны. Еще менее активной была партия социалистов-революционеров, несмотря на присутствие в ее левом крыле известной женщины — Марии Спиридоновой.
Однако сказать, в какую сторону склонялись политические симпатии женщин низших классов, довольно сложно. Женщины низшего сословия редко оказывались в авангарде организованных политических акций. Источники того времени, включая газеты, женщин, как правило, игнорировали — за исключением тех случаев, когда их активизм, например благотворительность и забота о беженцах, оставалась в рамках традиционной женской сферы деятельности или когда они участвовали в забастовках и протестах, как это часто делали солдатки. Вследствие этого в источниках за восемь месяцев между Февральской и Октябрьской революциями — время широкой активности народных масс и ожесточенной политической борьбы — на удивление трудно расслышать голоса женщин из низшего сословия или понять их устремления. Когда же голоса женщин все же становятся слышны, то чаще всего это голоса тех, кто посещали собрания, вдохновленные или организованные какой-нибудь из социалистических партий, в частности, большевиками, или писали в большевистскую газету. Работая вместе, рука об руку, женщины могли «делать эту жизнь красивее, чище и светлее для нас самих, для детей наших и для всего рабочего класса», как писала Мария Куцко в «Работнице»[159]. Из сборника документов, опубликованных в Советском Союзе, можно узнать, что 17 марта собрание работниц в Петрограде приняло резолюцию с требованием не только полного равноправия женщин, законов об охране труда женщин и детей, отмены ночных смен, но также демократической республики, восьмичасового рабочего дня и земли крестьянам. Позже, в том же месяце, работницы города поддержали аналогичную резолюцию, в которой также выражали солидарность с рабочим движением и отделяли себя от «женщин буржуазного движения» [Революционное движение 1957: 470, 578]. Однако насколько репрезентативными были такие заявления, понять трудно.
С уверенностью можно сказать одно: женщины из низших классов с энтузиазмом пользовались открывшимися политическими возможностями, однако чем больше при этом требовалось ответственности или самоотдачи, тем меньше женщин было задействовано. В митингах и демонстрациях приняло участие рекордное количество женщин. На муниципальные выборы в Москве женщин пришло столько, что это удивило наблюдателей. Однако лишь немногие из тех заводов, где среди работников преобладали женщины, выносили резолюции по насущным экономическим и политическим вопросам, получившие повсеместное распространение в 1917 году. Женщины были слабо представлены в профсоюзах и фабрично-заводских комитетах, выступавших от имени рабочих. Несмотря на высокую долю женщин среди фабричных рабочих, на I Конференции фабрично-заводских комитетов, состоявшейся в Петрограде в конце мая, женщины составляли лишь 4 % делегатов, представлявших отдельные фабрики. Немногие предлагали себя в качестве кандидатов или выдвигались для участия в выборах в местные советы, и еще реже избирались — даже там, где женщины составляли больше половины всех рабочих.
Низкая политическая активность женщин была, несомненно, результатом отсутствия у них политического опыта, а также исконной привычки к смирению. Кроме того, она вытекала из гендерной природы самоидентификации рабочего класса. На фабричных собраниях мужчины часто перебивали женщин или не слушали их. Представители рабочего класса говорили о себе как о братстве, а не сестринстве, даже в тех случаях, когда сами говорящие были женщинами. В упомянутом выше обращении Смоленской инициативной группы содержится призыв к русским женщинам и матерям гордиться тем, что они первыми протянули свою братскую [sic] руку матерям всего мира[160]. Давние различия между мужчинами и женщинами, основанные на различных навыках, привязанности к деревне и культурных обычаях, приобрели символическое значение. Женщины редко фигурировали даже как символы социалистического движения, а если и появлялись в этом качестве, то никогда не в образе фабричных работниц. Образы мужчин-рабочих, напротив, присутствовали повсеместно — «либо как брата мужчины-крестьянина и/или солдата… либо как освободителя мира, разбивающего цепи и короны». Мужская идентичность рабочего, сформировавшаяся на дореволюционном заводе или фабрике и необходимая для развития революционного движения, укрепляла представление как мужчин, так и женщин низших классов о политической деятельности как о мужской прерогативе[161]. Вследствие этого в организациях, боровшихся за политическую власть и контроль над повседневной жизнью в эти восемь месяцев после падения царя, за исключением феминистских, мужчин было намного больше, чем женщин.
Порождение революции
Захват власти большевиками не отменил эту гендерную иерархию, а лишь ввел ее в систему. 24–26 октября 1917 года (по старому стилю) петроградские большевики свергли Временное правительство и объявили власть Советов, но фактически захватили власть сами. Через несколько недель большевики взяли под свой контроль Москву и другие города Центральной и Северной России. Хотя на самом деле эта акция представляла собой не что иное как государственный переворот, она тем не менее имела значительную поддержку со стороны рабочего класса, от имени которого действовали большевики, о чем свидетельствуют полученные ими около четверти голосов на ноябрьских выборах в Учредительное собрание. Однако, исключив либералов и другие партии левого толка и дав новое определение гражданства — на основе классовой, а не национальной принадлежности, — большевистское руководство существенно сузило круг своих сторонников и создало себе врагов там, где могло бы обрести друзей. С самого начала новое правительство столкнулось с массовым противодействием, которое бывшие союзники России в войне поддержали деньгами и войсками. Весной 1918 года разгорелась Гражданская война.
Масштабы участия женщин в этих военных действиях говорят о значительном ресурсе поддержки большевистского правления. В отличие от трудящихся мужчин, которые поголовно подлежали призыву на военную службу, женщины участвовали в войне добровольно. К осени 1920 года в
