болела, чувствовала себя очень плохо; рассказывала, что однажды в жизни видела моего отца молодым, когда он еще был чиновником в Государственном контроле. Говорила, что хорошо его помнит. Я же сказала, что мои сестры Варя и Надя очень любят ее стихи и попросила подарить Варе фотографию. Она надписала ее. Варя была в восторге. Портрет всегда стоял у нее на столе, а после смерти Вари, я отдала его Наде. После Надиной смерти он перешел в руки Елены Дмитриевны Танненберг, ее близкой подруги. Не помню, в каком году приезжала Ахматова В Москву. Ее выступления в Ленинграде имели бурный успех, а в Москве вышла какая-то заминка, и она была очень огорчена этим. Ахматову очень любила Софья Андреевна Толстая. Видела у Надежды Григорьевны и директора Мурановского музея, родственника поэта — Н. И. Тютчева — в сюртуке, представительного, но что говорил, не помню. Встречала доктора Доброва, очень религиозного, но утверждавшего, что службу церковную нужно вести на русском, а не на славянском языке. Потом он и его семья были арестованы, все разрушено. Его дом был культурным центром московской интеллигенции. Посмертно он был реабилитирован.
Я познакомилась с Добровым через Ольгу Александровну Бессарабову, подругу моей молодости, впоследствии вышедшую замуж за историка Веселовского. Она работала с Олсуфьевым, очень помогала ему в работе перепиской его трудов. Сейчас она умерла.
Очень близка была Надежда Григорьевна ко мне и к моей сестре Наде. Особенно она любила Надю, очень ее поддерживала, помогала ей советами. Надя к ней относилась как к родной матери. Надежда Григорьевна помогала нам в знакомстве с Бонч-Бруевичем для продажи рукописей отца в 1938 году, а также ходила со мной по магазинам, помогая мне делать покупки.
До революции Чулковы жили в Царском Селе, они редко и очень официально бывали у нас по воскресным вечерам в Петербурге. Отец их не очень любил, так как расходился с Чулковым во взглядах. Вторично мы познакомились уже взрослыми, в середине двадцатых годов. Сестра Варя никак тогда не могла устроиться на работу, и ей вдруг вздумалось зарабатывать деньги танцами на улице — онд решила ехать в Париж и для этого познакомилась с семьей Чулковых, чтобы Георгий Иванович помог ей в этом.
Я пришла в ужас, когда узнала о ее намерении и пошла объяснить Чулковым, что такое Варя и ее фантазии. С тех пор я стала бывать у них. Помню еще и другой случай из этого же времени. Было литературное собрание у них, кто был не помню, вспоминается только Пяст, был какой-то философский доклад, и вдруг мне вздумалось выступить. Доклад был об отношении церкви к государству. Георгию Ивановичу очень понравилось мое выступление и он сказал, что я понимаю в философии.
У Надежды Григорьевны были заслуги перед русским обществом — это ее работа об Оптиной пустыни. Когда у нее перед революцией умер сын, она очень горевала, ездила несколько раз в Оптину пустынь, а когда обитель разгромили, ездила составить план расположения могил старцев. Оттуда привезла брошенные серебряные крестики, кое-какие оставшиеся книги от монахов, описание некоторых могильных надгробий. После войны она продала эту свою работу в Ленинскую библиотеку, а копию передала в Калужский краеведческий музей (она родом из Калуги).
Надежда Григорьевна очень любила Вячеслава Иванова и его жену Л. Зиновьеву-Аннибал. Когда последняя умирала от скарлатины, Надежда Григорьевна ухаживала за ней, она сама мне об этом рассказывала. Вторую жену Вячеслава Иванова я помню очень хорошо. Он женился на своей молоденькой падчерице. Они приходили к нам в гости на Шпалерную улицу в Петербурге еще до революции.
В ноябре 1961 года умерла Н. Г. Чулкова, 29 августа 1964 года скончался Сергей Алексеевич Цветков, в 1965 году — Сергей Александрович Волков, в 1966 — Анна Сергеевна Курятникова. В течение долгих лет мы дружили с Анной Сергеевной Курятниковой и ее приемной матерью. Я еще знала ее молодой. Это была веселая, очень приятная девушка, отзывчивая на всякое горе ближнего. Такая же была ее приемная мать и ее отец — Шатровы. Она работала при железнодорожной амбулатории в качестве медицинской сестры, а жила она на Петропавловской улице близ церкви Петра и Павла. Теперь эта церковь сломана. Когда мне взгрустнется, или нападут на меня какие-нибудь „страхи“, я бегу к ней. Заболит ли у меня что, иду опять в железнодорожную больницу, там меня без очереди примут и помогут.
Вспоминаю с благодарностью этих тихих, милых людей, добро расположенных ко всем, не мудрствующих лукаво. Когда приду вечером к ней, она посадит меня за стол, напоит вкусным чаем с вареньем, почитает своим милым, тонким голоском что-нибудь из „Жития святых“, пошутит со мной, и я успокоюсь и рассмеюсь. Ходили мы с ней и с Софьей Владимировной Олсуфьевой и Мансуровым в скит. Она была церковным человеком, хорошо разбиралась в церковной службе, и когда-то была она и мать ее приемная под началом знаменитых последних старцев Оптиной пустыни — отца Анатолия и отца Нектария. У нее было очень много старинных книг духовного содержания, а также много старинных икон в двух киотах, перед которыми всегда теплились лампадки. Теперь все они умерли, сначала Сарра Николаевна Шатрова и ее муж, а затем и сама Аничка в 1966 году от рака печени. Она умирала очень мужественно, без всяких капризов, и почти до последнего дня была на ногах и даже ходила к мощам преп. Сергия. Мир праху ее!
Немного раньше ее, в 1965 году умер мой хороший знакомый, Сергей Александрович Волков, живший напротив моей квартиры. Он был учителем русского языка и обучал в течение чуть ли не пятидесяти лет половину жителей города Загорска. Когда-то он учился в Духовной академии и вынужден был уйти из нее, не закончив курса, так как она закрылась в 1920 году. Затем он поступил учителем русского языка в Загорскую школу и работал в здании бывшей гимназии, которую некогда он сам кончал. Это был способный учитель, умевший заинтересовать учеников, читавший публичные лекции в нашем городе. Долгое время он был холостяком, потом неудачно женился, разошелся с женой, и жил грустно и одиноко в своей комнате. Любил выпить, часто на него нападала тоска, и тоща он начинал писать письма — мне или моим жильцам по квартире, поздравляя их с праздником 8-го марта, Днем Конституции, Октябрьской революцией и другими, а меня кроме того, поздравлял и с церковными праздниками. Для этих поздравлений у него был большой запас самых разнообразных открыток ярких цветов, видов,
