— Счастливого пути! — крикнула девушка морякам изашагала по узкой тропке, огибавшей песчаный холм.
За холмом действительно оказалась маленькая рыбацкаядеревушка. Низенькие хижины теснились в жалкой тени нескольких чахлых пальм.Полуголые мальчишки окружили иностранцев и принялись дружно выкрикивать:
— Мани, мани, мани!
Однако когда Маша три раза повторила имя Камаля, ребятишкиубежали и через несколько минут вернулись в сопровождении высокого,длинноусого, загорелого до черноты араба в длинной белоснежной рубахе-халлабе иклетчатом головном платке, который обычно называют «арафаткой».
Сначала Камаль держался настороженно, но, услышав имя Гвидо,оттаял и согласился отвезти незнакомцев в Каир.
Он выкатил из-за глинобитной хижины вполне современный джипи распахнул перед пассажирами его дверцы.
Едва джип отъехал от деревни, кончилась всякаярастительность и любое, даже отдаленное подобие дороги. Вперед, насколькохватало глаз, протянулась бескрайняя песчаная пустыня. То же море, только кудаболее бесплодное и суровое, чем то, которое путники бороздили минувшей ночью.
Камаль вовсю жал на газ и лихо крутил руль, объезжая высокиебарханы. Он во весь голос распевал какую-то восточную песню, в которой черезслово звучало с трудом переводимое на европейские языки, но и без переводапонятное слово «хабиби». Джип подскакивал на неровностях почвы и приземлялся навсе четыре колеса.
В этой бешеной гонке по пустыне было что-то от ночногополета на катере через море, от одного континента до другого. Та жебесшабашность, то же презрение к опасности.
— Смотрите! — Камаль махнул рукой вправо, вбескрайнюю пустыню. Маша проследила за его жестом и увидела на горизонтеогромное сверкающее озеро, по берегам которой покачивались верхушки стройныхпальм.
— Оазис? — спросила девушка.
— Мираж, — коротко ответил водитель.
Прошло еще полчаса, и слева на горизонте показалась узкаясверкающая полоса. Маша приподнялась на сиденье и указала на нее Камалю:
— Мираж?
— Шоссе, — отозвался тот и круто вывернул рульвлево.
Джип стремительно пролетел последнюю песчаную перемычку ивылетел на гладкое шоссе, пустынное в этот ранний утренний час.
Скорость сразу увеличилась.
Через час с одной стороны от дороги показались невысокиетускло-коричневые горы, с другой — в монотонный пейзаж пустыни начали вклиниватьсяполосы темной земли, расцвеченные зеленью пышной растительности. Прошло ещеоколо часа, и все пространство по сторонам шоссе зазеленело рощами, полями исадами: машина приближалась к благодатной нильской долине с ее тяжелой,плодородной землей, пять тысяч лет питающей многочисленное разноплеменноенаселение Египта. На шоссе появилось много машин — шустрых старенькихлегковушек и грузовичков окрестных крестьян и мелких торговцев, сверкающихтемным лаком «Мерседесов» обитателей загородных вилл. Приближались окрестностиКаира.
Шоссе плавно перетекло в оживленную городскую улицу. Справапромелькнули стройный легкий минарет, купол мечети, облицованный голубойглазурью, низкая темная ограда мусульманского кладбища. Вплотную к немупримыкали полуразрушенные, кое-как подлатанные ржавой жестью и фанерой лачуги.И сразу за ними — роскошная вилла с мраморным фронтоном, утопающая в прохладнойзелени сада.
«Каир — город контрастов!» — вспомнила Маша забытоесловосочетание. Вокруг нее действительно был самый настоящий город контрастов.
Слева между домами мелькнула тусклая зелень, и вдругпоказался во всей красе Нил — медлительный, широкий, могучий,желтовато-зеленый, тысячелетие за тысячелетием несущий в море свои благодатныеводы. По его спокойной глади проносились маленькие юркие моторки и плоскодонныепарусные лодки, и он нес их с тем же безмятежным равнодушием, с каким за тритысячи лет до того нес быстрые финикийские галеры и погребальные ладьифараонов. На другом берегу Нила виднелись современные небоскребы и ажурнаявышка телебашни, похожая на один из сотен каирских минаретов.
Вдали промелькнули знакомые по многочисленным альбомам ирекламным плакатам силуэты мечети Султана Хасана и соседствующей с ней АльРифаи.
Наконец машина выехала на широкую аллею, с двух сторонобсаженную пальмами.
— Египетский музей, — объявил Камаль, припарковавджип около высокой ограды.
Он получил свои деньги и тут же укатил прочь, не ответив наслова прощания и не оглянувшись.
— Добро пожаловать в Каир! — вздохнул Старыгин и слюбопытством огляделся по сторонам.
— Что вы все время, вздыхаете? — не выдержалаМаша.
— По привычке. А что вы все время огрызаетесь? —отбил мяч Дмитрий Алексеевич. И не нужно ко мне цепляться, я так же устал иголоден, как вы.
Разумеется, он был прав, но Маша не стала извиняться загрубость — обойдется.
— Мы напрасно теряем время на бесполезныеразговоры! — воскликнула она, оглядевшись по сторонам.
— Напротив, у нас еще больше часа до назначенногосрока. Насколько я помню, та дама в Риме говорила, что она передаст дневник вполовине третьего. Откровенно говоря, не думал, что мы успеем вовремя. Нашидрузья-контрабандисты побили все рекорды скорости.
— Мы пока еще ничего не сделали, — сказала Маша изчистого упрямства.
На площади перед музеем роились толпы туристов. Слышался шуми разноязыкий говор. Перед входом в музей вытянулась довольно длинная очередь.
— Постойте-ка! — Маша потянула своего спутникачуть в сторону, где разложили свои товары торговцы различными сувенирами. Вычто, так и собираетесь идти искать ту самую статую? Здесь мы слишком бросаемсяв глаза…
Она выбрала у маленького араба, похожего на жука, клетчатыйплаток, так называемую «арафатку». Многие мужчины покупали ее, чтобы защититьсяот палящего солнца.
— Держите! — Маша протянула Старыгину большиетемные очки, а себе вытащила из груды разноцветных материй бирюзовыйполупрозрачный платок, в какой арабские женщины заматываются, оставляяоткрытыми лишь яркие глаза.
Араб откровенно загляделся на ее зеленые глаза, засмеялся итоненькой ручкой, и вправду похожей на жучиную лапку, указал на кожаную куртку.
— Он прав, — с неудовольствием сказалСтарыгин, — вряд ли вы в таком наряде сойдете за правоверную арабскуюженщину. Еще больше будете бросаться в глаза.
Маша схватила футболку с традиционным изображениемзадумчивого верблюда и переоделась тут же возле лотков. В общей сутолоке никтоэтого не заметил, кроме араба, тот же пришел в такой восторг, что едва неповалился на спину, дергая ручками, отчего стал еще больше похож на жука.
— Выпейте воды, — холодно посоветовала МашаСтарыгину, — что-то вы побледнели.
