Глава 26
– Ты как? – спрашивает Эндрю. – Совсем не волнуешься по поводу вечернего выступления? Или дело зашло так далеко, что тебе пора дышать в бумажный пакет?[11]Эндрю вышел из ванной. Вокруг бедер – наспех закрученное полотенце.
– И то и другое. – Сажусь на кровати, выпустив из рук телевизионный пульт. – Песню я знаю, но это мое первое сольное выступление. Не скажу, чтобы поджилки тряслись. Но волнуюсь.
Эндрю подходит к столику, где стоит телевизор. Рядом примостилась его сумка, из которой он достает чистые трусы. Полотенце летит на пол. Я любуюсь его голым задом. Он быстро надевает трусы.
– Ты отлично споешь, – говорит он, поворачиваясь ко мне. – Ты столько репетировала. Думаю, эта песня впечаталась тебе в мозг. Если бы я считал, что ты не готова, то так бы и сказал.
– Знаю, ты бы не стал мне врать.
– Ну как, готова к работе? – спрашивает он, одеваясь.
– Похоже, что да. Как я выгляжу?
Я встаю и кручусь в разные стороны. На мне черный облегающий топ на тонких лямочках и такие же облегающие джинсы.
– Подожди, – говорю я.
Надеваю свои новые черные полусапожки и застегиваю молнии. Потом снова кружусь по номеру, принимая театральные позы.
– Как всегда, неотразимо сексапильна, – говорит Эндрю. Он подходит сзади и теребит мне косу.
Сегодня я выступлю со своим первым сольным номером – спою «Edge of Seventeen» Стиви Никса. Но перед выступлением я пару часов поработаю официанткой, а Эндрю – помощником официанта, убирающим со столов грязную посуду. Вау! У меня есть клевая работенка.
Мы приходим к семи. Зал уже полон. Мне нравится обстановка этого места. Сцена нормальных размеров, да и пятачок для танцев просторный. И столики не стоят впритык. Свободных стульев почти нет. Я начинаю нервничать. Взявшись за руки, мы с Эндрю пробираемся сквозь толпу. Повезло: нам предложили совместную работу на несколько вечеров. После Виргинии редко удавалось подработать. Обычно я убирала в номерах, а Эндрю помогал бармену или даже становился вышибалой. У него, конечно, не такие выпирающие мышцы, как у парней, накачанных стероидами, но силы не занимать, и потому его охотно брали на эту ответственную должность. К счастью, ему не пришлось никого силой выводить из зала или разнимать подравшихся посетителей.
Нашим боссом на эти дни становится некий Джерман. Так его зовут. Вряд ли он немец[12]. Насколько я знаю, те все рыжие. Он вручает Эндрю белый фартук и бейдж, на котором написано «Энди».
Я сдерживаю смех, однако Эндрю замечает мое изумленное лицо.
Джерман чешет нос, потом вытирает руку о джинсы. Рука у него пухлая, а пальцы напоминают сосиски.
– Ничего хитрого. Смотришь, кто готовится уйти. Когда видишь, что ушли, быстренько уносишь их свинарник на кухню и вытираешь со стола. И вот что, Энди. – Джерман поднимает палец. – Чаевые не хапать, понял? Это для официанток. Ты меня понял?
– Да, сэр, – говорит Эндрю.
Джерман отвлекается, заглядывая в свою книжку заказов. Эндрю шевелит губами. Скорее всего, это означает: «Каков придурок?» Мне смешно, но я стараюсь «сохранять лицо», чтобы Джерман ничего не заподозрил.
Теперь босс смотрит на меня. По-настоящему смотрит, а не скользит глазами, как по Эндрю.
– А ты выглядишь как надо. – Он улыбается, сверкая желтоватыми зубами. – Не забывай об улыбках, и чаевые потекут тебе в карман.
Ну и зануда этот южанин! Представляю, каково официанткам, которые работают здесь постоянно.
Принимая наивно-глуповатый вид, я улыбаюсь еще шире и, подражая его гнусавому южному акценту, говорю:
– Постараюсь, мистер Джерман. А когда моя смена закончится, думаю, вы понимаете, что мне надо немного передохнуть перед выступлением.
Эндрю смотрит на меня во все глаза. Мой лингвистический трюк его явно заинтриговал, но сейчас мое внимание целиком сосредоточено на Джермане. Похоже, я успела очаровать эту тушу, и если бы я сейчас велела ему вылизывать пол, он бы лишь спросил: «Как долго?»
