Думаю, мама боялась, что я могу в чем-то повторить ее судьбу и совершить ошибки, от которых потом буду страдать. Но у меня не было никаких депрессий. Я вообще не помню случая, чтобы чувствовала себя несчастной.
Мама рассказывала мне и о том, как они с папой познакомились. Они встретились в рейсовом автобусе фирмы «Грейхаунд». Представляете? Я смеялась. Но когда я думаю, через сколько всего они прошли вместе и сколько испытаний выдержали, меня охватывает искреннее восхищение.
По маминым словам, мой папочка тогда был… малость неуправляемым и непредсказуемым. Этим она объясняла папину настороженность по отношению к Гэвину. Может, он думал, что и Гэвин такой же? В подробности мама не вдавалась, но… Блин! Я могу себе представить, каким тогда был мистер Эндрю Пэрриш… М-да! Ладно, это дело прошлое.
Но у родителей я многому научилась. Они научили меня ценить жизнь и ни одно ее мгновение не принимать как должное, поскольку любое может оказаться последним. Папа учил меня быть самой собой, отстаивать свои убеждения, не прятаться за чьи-то мнения, а высказывать то, что думаю сама. Еще он говорил, что люди не любят тех, кто на них не похож. Их это пугает, и такого человека обязательно попытаются подогнать под общий уровень. Чаще всего с помощью лести, комплиментов и тонкой игры на человеческом тщеславии. Папа учил меня очень критически относиться к похвалам. По его словам, тщеславие – это трясина, в которой гиб ли весьма незаурядные люди.
Мама учила меня тому, что жизнь человеку дана не только для того, чтобы мучиться на нелюбимой работе, оплачивать счета и становиться рабом общества. Она твердила мне: «Лили, ты в своей жизни – самый главный человек. Другие могут думать и говорить что угодно, но ты не должна жить в угоду кому-то или отказываться от своего выбора лишь потому, что кому-то он не нравится». Мама учила меня выбирать собственный путь и жить так, чтобы каждый день был ярким и запоминающимся, а не становился очередным бесцветным днем в цепи множества бесцветных дней. Не надо осуждать тех, кто так живет. Но это не значит, что я сама должна так жить. Мама говорила, что выбор всегда принадлежит мне, и только мне. Мой выбор может быть сопряжен с трудностями. Я должна быть готова к тому, что в какие-то моменты мне придется работать в самых непривлекательных местах, продавая гамбургеры или убирая туалеты. Я буду терять любимых людей, и если сегодня светит солнце, это еще не значит, что завтра мой жизненный барометр не покажет бурю. Но если я не позволю жизненным обстоятельствам столкнуть меня с избранного пути, постепенно все наладится и я буду заниматься именно тем, чем хочу. И что бы ни случилось, какой бы тяжелой ни была потеря, моя печаль не будет длиться вечно.
Однако главное, чему я научилась у родителей, – это умению любить. Я говорю не об их любви ко мне, хотя меня они любят до самозабвения. Я говорю об их любви друг к другу. Я знаю немало супружеских пар. У большинства моих друзей и подруг родители продолжают жить вместе. Но я никогда не видела тех, кто был бы так предан друг другу, как мои отец и мать. Сколько я себя помню, они всегда были неразлучны. Конечно, и у них бывали расхождения во мнениях. Но ссор с оскорблением и рукоприкладством… Такое в нашем доме я видела только по телевизору. Даже не знаю, какая магия делает их союз настолько крепким, но очень надеюсь, что частичка этой магии передалась и мне.
Я сижу в комнате общежития. Раздается характерный стук в дверь. Это Гэвин. Он входит, закрывает дверь и присаживается на краешек кровати.
– Что, новое письмо от предков получила? – (Я киваю.) – И где они сейчас?
– В Перу, – отвечаю я, разглядывая конверт. – Им нравится Латинская Америка.
– Волнуешься за них? – Он кладет руку мне на колено, пытаясь успокоить.
– Я всегда за них волнуюсь, но особенно когда они уезжают далеко. – Я снова киваю. – В той же Латинской Америке есть очень опасные места. Не хочу, чтобы у них все кончилось, как…
Гэвин поворачивает меня лицом к нему:
– С ними все будет хорошо, и ты это знаешь.
Возможно, он прав. Вот уже два года мои родители странствуют по свету. По их словам, у них был лишь один опасный и один неприятный эпизод. В первом случае папу ограбили, а во втором – местные власти придрались к их паспортам. Но когда двое с рюкзаками бредут по незнакомой дороге, всякое может случиться.
Умением беспокоиться по каждому поводу я очень похожа на маму.
– Еще два года – и они начнут беспокоиться за тебя, – говорит Гэвин, чмокая меня в губы.
– Думаю, что да, – улыбаюсь я. – Мама, наверное, будет каждую ночь просыпаться и терзать свою интуицию на предмет того, не задрал ли меня лев.
Гэвин криво усмехается.
Еще полгода назад у нас созрело твердое решение: после окончания колледжа отправиться в Африку. Когда мы с Гэвином только познакомились, Африка была одной из тем на уровне подросткового трепа. Но сейчас она стала нашей целью. По крайней мере, в данный момент. За два года многое может измениться.
Я складываю письмо и убираю внутрь выцветшего конверта, который кладу на ночной столик.
– Готова? – спрашивает Гэвин, протягивая мне руку.
Я встаю. Сегодня у Гэвина день рождения. Нас ждет встреча с друзьями. Прежде чем выйти в коридор, я еще раз оглядываюсь на конверт, затем выхожу и тихо закрываю дверь.
