подумал: «Она ведь тоже пленница...»
— Вы можете не любить меня, тут я, наверное, бессильна, — вплотную подошла Регина к Ивану Андреевичу. — Но вы навлекаете на меня гибель. На меня, а не на себя! Я не выполнила приказа...
— Насчет того, чтобы меня уговорить... Гровс пытался, ничего не вышло. Почему же у вас должно получиться? Разве вы сильнее Жака, Гровса, Уоткинса? Так что опасения — приказ не выполнила и прочее — давайте отбросим.
Регина в замешательстве сникла, съежилась. И зашептала:
— Я, конечно, совру... Не поверит он. Гровс вообще никому не верит. Я обязательно попробую... Жить-то хочется, я тоже человек. Только ничего не умею, ничего не знаю... Хочется жить, только не знаю как... — Она потянулась к бутылке, откупорила ее: — Давайте просто так выпьем. Надо же что-то делать...
Иван Андреевич отказался. Регина, морщась, отпила с полстакана виски, скоро опьянела и заплакала. Она плакала молча, уставясь затуманенными от слез глазами в плоскую полированную поверхность стола.
С такой Региной Иван Андреевич совсем не знал, что делать. Ему не было жаль ее. Он стоял, нависнув над ее узеньким плечиком с ключицей, выпирающей из-под сдвинувшейся набок легкой, как детская распашонка, кофточки. Нет, все же не мог он долго смотреть на ее слезы. Может быть, она и обманывает. Но ведь слезы — самые настоящие. Походил по комнате, выжидая, когда же кончатся рыдания.
Самому хоть плачь. Что дальше делать — не сидеть же сложа руки в ожидании окончательного приговора Гровса! Что делать? Вот что сейчас важнее важного.
Много раз в его жизни неотвратимой преградой вставал такой вопрос. И теперь казалось, что подобное уже было. И даже Регина с ее слезами, и его зашедший в тупик стремительный путь. Обычно, приезжая на новое место — в город или село, — он нередко ловил себя на мысли: все это когда-то видел. А уезжая, спрашивал себя: увижу ли это потом, еще когда-нибудь?
Уже с высоты прожитых лет Иван Андреевич понимал: не увидит многого. Слишком далеко унесены временем пережитые желания, мысли и ощущения, слишком много пройдено дорог. А его дней впереди куда меньше, чем позади, это уж точно. Возникшие мысли и чувства даже в раскинувшихся перед взором когда-то раньше виденных местах будут уже иными. Значит, повтор не состоится. Ничто не повторяется...
Неожиданно подумал: все Регина да Регина, а почему бы не принять во внимание солдата? Вот — жертва Гровса и его компании. Он должен ненавидеть тех, кто губит его, если еще не загублен.
Эта мысль испугала Ивана Андреевича и обрадовала. Вдруг ничего не получится у него, вот тебе и... солдат-собрат. Думал так, словно задача с солдатом решена и дело теперь за технологией. А если солдат, как Регина, продался за большие деньги?
И все-таки солдата он попытается спасти. Что, если в случае успеха он приобретет верного друга? Спасенные редко бывают неблагодарными... Надо допустить и самое нежелательное: солдат окажется по ту сторону, с Гровсом. Все материалы, всю документацию Иван Андреевич уничтожит. Ничто не должно попасть в руки Гровса. Если солдат выживет... Что ж, пусть себе живет. Но не более того.
Маленькой расплывчатой точкой тускло замерцала надежда... Иван Андреевич, словно боясь передумать, заторопился к телефону. «Не вековать же под куполом», — подумал он.
Гровс ответил на телефонный звонок быстро, словно дежурил.
— Господин Гровс, я готов работать над солдатом. Одно условие: работать буду совсем один. Документацию, препараты, все, что потребуется, предоставлять мне по первому требованию. Иначе — не возьмусь. Да и о гарантии надо сказать — пока никакой гарантии успеха.
— Отлично, господин Петраков! Поздравляю вас с правильным решением. Отлично!.. Принимаю любые условия. Приходите на чашку кофе... — обрадовался Гровс. Он ворковал в трубку, он гладил голосом осчастливленного Петракова. — Регина у вас? Ну, молодчина! Вот кому любое дело по плечу. Не обижайте ее, она — ценность.
— Не беспокойтесь, не обижу. Она скоро будет у вас.
— Зачем, господин Петраков? Это — вам, для полноты жизни.
— Речь идет о моем будущем, а вы с полнотой жизни!
Иван Андреевич бросил трубку. Из соседней комнаты привидением появилась заплаканная Регина. На цыпочках она дотянулась до его плеча, обняла Ивана Андреевича и начала слюнявить мокрыми губами измученно, будто в последний раз.
— Спасибо... Добрый человек... Вы из-за меня это... Отвели беду... Никогда не забуду! Сделаю для вас все, что смогу... — Она прижималась в искренней благодарности и хотела, чтобы он принял ее благодарность как единственное, чем она обладает.
Иван Андреевич мягко и настойчиво выпроводил Регину на улицу.
2
В кабинете Гровса праздновали победу. Было шумно, душно, все изрядно выпили, и никому не пришло в голову включить кондиционер.
Гровс сидел во главе стола. Нос его распух, покраснел, лысая голова покрылась бордовыми пятнами. Он осоловело смотрел на своих коллег, но когда говорил, то обращался почему-то к одному Хаббарту:
— Петраков... он не дурак, взялся за дело. Все взвесил. Я с гарантийной точностью представляю его мысли. Сказать? Смею заверить, господа, что его убеждения в данной ситуации очень близки моим... А в сущности, почему они должны быть разными? Мы оба — ученые, у нас предмет исследования один и тот же... Методы работы разные, ну и что же? Так и должно быть! Иначе у нас были бы одинаковые лица... Ха, ха, — смеясь, хмыкал он, представляя себя таким же, как Петраков: бледным, похудевшим, с напряженным лицом, как во время недавней беседы у фонтана, среди кактусов и китайских роз.
Хаббарт щурил узкие глаза за стеклами очков и в улыбке морщил дряблые щеки:
— Нет, господин Гровс, не могу согласиться. Во всех отношениях вы на голову выше этого Петракова. Например, какое дело поручено вам! Какая ответственность!.. А что — Петраков? Разве он когда-либо ворочал делами подобного масштаба? В его досье даже упоминания об этом нет.
«Хитрит Хаббарт, — подумал Гровс. — Комплиментами сыплет...» Но именно в подобных словах, и только от Хаббарта, он и нуждался сейчас. Даже если не будет положительного результата, все равно Петраков сдвинул гору с плеч Гровса. «Предприняты самые энергичные меры в эксперименте с солдатом» — так доложено руководителям на континент. «Действуйте!» — прозвучало по радио в ответ. «В случае неудачи...» Это еще неизвестно по чьей вине... И успех, и провал — все начинается там, у вас,
