только способствует развитию взаимодействия между органами чувств человека. Оно также стимулирует диалог, социальную активность и коллективизм, иными словами, способствует образованию той самой глобальной деревни. Маклюэн даже полагал, что телевизор ставит под сомнение «ценности потребительских благ»[86].
Развитие телевизионных медиа, скорее, показало обратное. Время определенно обогнало Маклюэна – если вообще существовал такой момент, когда его упрощенческая философия коммуникаций была интеллектуально плодотворной. В любом случае пример Маклюэна позволяет нам понять одну важную вещь о сегодняшних коммуникационных технологиях. Они не приближают нас автоматически к раю. Но они также не ведут и к упадку. Средства массовой коммуникации – всего лишь часть сообщения.
Поль Вирильо и разбомбленный магазин игрушек
Впервые опубликовано в газете Dagens Nyheter 10 сентября 1999 года под названием «Французская философия высоких скоростей».
Кино и война всегда были тесно связаны друг с другом, с самого рождения кинематографа. Так полагает философ и критик культуры Поль Вирильо. Он, конечно, говорит, о документальных фильмах, но прежде всего он имеет в виду предпосылку кино – кинематографическую технологию как таковую.
В своих трудах Вирильо постоянно упоминает одну из ключевых фигур в истории кинематографа – физиолога Этьена-Жюля Маре. Маре олицетворяет собой союз между кино и оружием. Он хотел углубить научные исследования движений тела в пространстве и для этого сконструировал фоторужье. С помощью этого ружья Маре мог «настрелять» множество изображений в быстрой последовательности и таким образом «разложить» то или иное движение на ряд визуальных сегментов – выстроенных друг за другом кадров.
Фоторужье появилось более чем за десять лет до того, как братья Люмьер изобрели свой знаменитый синематограф – который, заметим, имел много общего с изобретением Маре, сегодня позабытым. А тогда весь мир был поражен. Метод фотографической регистрации, разработанный Маре, был таким же революционным, как в свое время – изобретение микроскопа. Ученому удалось сделать видимым то измерение реальности, которое прежде считалось неуловимым для человеческого глаза.
Вирильо создает необычную философскую концепцию техники. Центральное место в своих рассуждениях он отводит эстетике. При этом следует помнить, что эстетика у Вирильо понимается как учение о чувствах. Это учение не о вкусе, и в еще меньшей степени – о красоте; это учение о том, что можно постичь с помощью органов чувств. Вирильо использует понятие в его буквальном смысле: этимологически слово «эстетика» соотносится с греческим aisthanesthai, что значит «ощущать», «воспринимать». Книги Вирильо рисуют нам провокативную картину того, как пять базовых чувств человека подверглись разделению и рационализации после изобретения киносъемочных технологий.
Вирильо полагает, что человеческие чувства подверглись индустриализации, в особенности зрение. Он проводит прямую линию от фоторужья Маре к сегодняшним спутниковым технологиям. Он также проводит прямую линию к суперсовременным военным самолетам, в которых движения глаз пилота синхронизированы с системой управления огнем. По Вирильо, современная история Запада – это история дьявольского союза между человеческим глазом и системами слежения и массового уничтожения.
В наше время пилоты давно уже избавлены от непосредственного контакта с реальностью. Сравните с Красным Бароном[87]. Он, конечно, носил защитные очки и кожаную куртку и использовал затычки для ушей – всё это изменяло его чувственное восприятие в воздухе, однако всё равно у него был прямой контакт с тем миром, который ему было поручено исследовать или обстрелять. Важно то, что он видел этот мир собственными глазами.
Чувственный аппарат современного пилота, напротив, напрямую связан с экраном обработки информации, данные которого замещают реально существующий мир и одновременно контролируют его поведение. Виртуальная реальность первична, реальный мир вторичен.
Такая вот ирония судьбы. Чем более умелым становится человек в деле обнаружения, обработки и визуализации тех реальностей, которые не доступны непосредственно для чувственного восприятия, тем выше риск потери реальности. Вскоре виртуальная реальность станет править безраздельно, – утверждает Вирильо.
Военный пилот у Вирильо – это собирательный образ современного представителя западной цивилизации, который рискует утратить контакт с реальностью навсегда. В эру кибернетики все люди будут привязаны к гигантской нервной системе, чья сложная паутина симулированных чувственных переживаний заменит реальный мир – видимый, слышимый, ощущаемый, доступный вкусу и обонянию.
Создавая книгу за книгой и всякий раз повышая градус апокалиптичности, Вирильо описывает, как современный человек всё сильнее запутывается в мелкоячеистой сети медиа и коммуникационных технологий. Вирильо – автор плодовитый, и его книги переведены на многие языки. Среди них стоит упомянуть прежде всего такие, как «Скорость и политика» (1977), «Отрицательный горизонт» (1984), «Машина зрения» (1988), «Искусство двигателя» (1993).
В принципе, все книги Вирильо повествуют об одном и том же. Вне зависимости от того, что является отправной точкой, – Уолт Дисней, двигатель внутреннего сгорания, французское немое кино, окопы Первой мировой или освещение средствами массовой информации авиаударов в Персидском заливе – Вирильо всегда возвращается к одному кругу вопросов. Как технические изобретения воздействуют на человеческое восприятие? Как они окрашивают нашу картину мира? И как описать те исторически новые формы опыта, которые возникают, когда тело и информация начинают двигаться со всевозрастающими скоростями?
Вирильо возвращается к этим вопросам с почти навязчивым постоянством. Он повторяется так часто и так охотно, что читатель начинает подозревать в этом нечто личное. И небезосновательно: в одном интервью, которое мне удалось найти в норвежском журнале Samtiden (Современность), Вирильо называет себя «ребенком войны». Он упоминает два важнейших эпизода, которые имели место в Нанте, на атлантическом побережье Франции. В начале Второй мировой войны семья Вирильо покинула Париж и отправилась на поиски прибежища к родственникам в Нант. Однажды, когда вся семья сидела за обеденным столом, по радио сообщили, что немцы продвинулись вперед и теперь находятся в Орлеане.
Вскоре после этого на улице послышался странный шум. Восьмилетний Поль подскочил к окну. Шум производили немецкие солдаты, которые шагали по мосту неподалеку – чтобы продолжить продвижение к побережью.
Для Вирильо это был невероятно важный опыт. «Скорость, – признается он, – вот что было самое потрясающее: информация не соотносится с реальностью, потому что реальность обгоняет информацию».
Другой эпизод случился несколькими годами позже. Мама с сыном отправляются добыть какой-нибудь еды для военнопленных и становятся в очередь у большой пекарни. Мать велит сыну пойти поглядеть на магазины игрушек на Рю де Кальве, пока она будет стоять в очереди. Маленький Поль послушно бежит прочь и весело проводит время.
На следующий день оказывается, что во время бомбардировки Рю де Кальве сравняли с землей. Разрушения настолько ужасные, что можно увидеть горизонт. Реальность исчезла, словно по волшебству, – говорит Вирильо. Именно это он называет эстетикой исчезновения.
Но если тогда
