— Окли лжет, — сказал я. — Я не подавал Мэрилин Чиланникаких сигналов. Не сидел я поблизости в машине, когда она подъехала на такси.И вся хронология событий у него липовая.
— Малый мог и ошибиться. Ты сам сказал, что там ещепроезжала какая-то другая машина той же марки и модели, что и твоя. Возможно,ее-то он и мог видеть.
— Вот это правильно — мог увидеть другую.
— А ты мог и солгать.
— Ладно, — сказал я. — Поговорим с Окли.
Селлерс вздохнул и поднялся.
— Хорошо, — сказал он. И, обернувшись к Паулине, приказал: —А ты сиди тихо и не выходи из дому. Ни с кем не вступай в разговоры. Особенно срепортерами.
Не вздумай звонить Диксу. И если тебе будут звонить, трубкуне бери. Если будут стучать в дверь, к двери не подходи. Сиди тихо и нерыпайся, как будто дома никого нет. И так, пока я не вернусь. Когда вернусь, ятрижды позвоню в дверь, затем пауза, потом два звонка и после паузы — один.Только тогда откроешь дверь. До этого сигнала сидишь тихо и не двигаешься,ясно?
Усталой походкой Селлерс направился к двери.
— Пошли, Шкалик.
Берта сказала:
— Я вам нужна? А то я проголодалась. Хотелось быпозавтракать наконец…
— Вы нам нужны здесь, мадам, — сказал Селлерс. — Посидитетут, пожалуйста, миссис Кул, как пришитая.
— Я думаю, — сказал я, — что Окли работает ночами, поэтомуднем он должен быть дома. Кстати, адрес Окли у тебя есть?
— Ну, конечно, у меня есть его адрес. Прямо беда с вами,любителями проклятыми. Вы думаете, что все полицейские — растяпы и путаники.Поехали отсюда поскорее и покончим с этим делом.
Нас с Селлерсом ждала патрульная машина.
Окли жил в захудалом районе в небольшом коммунальном доме снарядным фасадом и стойким кухонным духом внутри. У Окли была там однокомнатнаяквартирка.
Селлерс постучал в дверь.
Секунду спустя откликнулся сонный мужской голос:
— Ну, какого еще черта?
— Сержант Селлерс из полиции. Открывай!
— О Господи, да я уже двадцать раз рассказывал вам все, чтознаю.
— Тебе сказано: открывай!
— Послушай, сержант, мне сейчас неудобно, чтобы ты ко мнезаходил. Спуститесь вниз и посидите в машине. А я оденусь и через две минутыспущусь к вам. — Судя по голосу, Окли уже вполне проснулся.
— Открывай! — приказал Селлерс.
— Я… я не один.
— Открывай, черт тебя побери!
Дверь отворилась.
Окли стоял на пороге, со спутанными волосами, в трусах имайке. Смазливая девчонка лежала в постели, натянув простыню до подбородка,испуганная до полусмерти. Не глядя на девчонку, Селлерс вошел и уселся в ногахкровати. Я остановился у туалетного столика.
— Вернемся к событиям ночи четвертого числа, — сказалСеллерс. — Ты возил какую-то девку в мотель в Санта-Монике? Было такое дело?
— Я? — переспросил Окли с видом оскорбленного достоинства.
— Да, ты.
— Не припоминаю ничего такого, сержант, — сказал Окли ивзглянул на меня. — А он тут при чем? Небось хочет сбросить с себя всю кучуобвинений и для этого вымазать меня грязью в глазах полиции?
— Вопросы задаю я, — сказал Селлерс. — Возил девку в мотель«Голубые небеса»? Отвечай!
— Надо взглянуть в мой рабочий блокнот, проверить, но,насколько я помню… — заюлил Окли.
— Такие дела запоминаются и без блокнота, — сказал Селлерс.— Ну так как же — возил?
— Ну, я… я бы так сказал: возможно, что и возил.
— Почему об этом мне не рассказал?
— О чем? Какое это отношение имеет к делу, которое тырасследуешь?
— Этого я еще не знаю, — сказал Селлерс. — Но я хочувыяснить все, что ты знаешь о деятельности Жанетты Лэтти и девчонок, которыхона использовала.
— Да я все тебе рассказал, сержант!
— Ты не рассказал мне о Паулине Гарсон.
— Паулина? Не знаю никакой Паулины. А, ты имеешь в видуПолли?
— Возможно. О Полли ты мне ничего не рассказывал.
— Да я ее не слишком часто видел. Там много разных девчонок…Они обычно вызывали только меня. Я тебе уже об этом рассказывал, сержант.Жанетта не хотела слишком привлекать внимание к своему дому и к бизнесу,которым она занималась, поэтому она старалась, чтобы всеми ее транспортнымиделами занимался только один таксист. Она всегда меня вызывала, и, если я былсвободен, что же, диспетчерша меня и посылала по вызову.
А если я был занят, высылали другого таксиста.
Селлерс покатал свою сигару во рту, взглянул на девчушку впостели и спросил:
— Кто такая?
— Моя подружка, — ответил Окли.
Я выдвинул ящик туалетного столика и немного порылся в егосодержимом.
— Как тебя зовут? — спросил Селлерс.
— Долли, — ответила девчушка.
— Тоже у Жанетты Лэтти работала?
Девчонка замялась на миг, но потом утвердительно кивнула.
— Про Долли ты мне тоже не рассказывал, — с укором сказалСеллерс, обращаясь к Окли.
— Долли — моя личная близкая подружка. Я не хотел еезасвечивать в полиции.
— Другими словами, утаивал ее от меня?
— Что касается Долли, то верно — утаивал.
— И Полли ты тоже не упоминал.
— Верно, и Полли тоже. Может, я кого-то и пропустил, носамую малость, а о большинстве я тебе рассказал все, что знаю.
Тем временем я поглубже засунул руку в ящик туалетногостолика и вытянул шерстяной женский чулок.
— Это ни о чем тебе не говорит? — спросил я Селлерса иперекинул ему чулок.
Селлерс глядел на него с минуту, начал было уже отрицательнокачать головой, и вдруг его внимание приковало к себе характерное переплетениенитей.
— Провалиться мне на месте, если во второй такой же чулок небыл засунут камень, которым размозжили голову Жанетте Лэтти!
Герман Окли, как дикий зверь, метнулся к двери.
Фрэнк Селлерс сработал с точностью хорошо смазанной машины.Держа чулок в левой руке, он правой нанес Окли удар в челюсть с такой силой,что таксист распластался на полу.
