потом спросил:
— Володя, а правда, что у тебя два «Мерседеса»? А правда, что у тебя квартира 150 метров?
— Да, правда…
Обыкновенная зависть… И это не понравилось Володе.
— Ну, я пошёл. Валера, ты его проводишь?
И ушёл к себе.
Шла Олимпиада, а Володю не пригласили ни на одно мероприятие. Как будто его и не было! Я знаю, что он переживал. Но помню, что Володю пригласили выступить для космонавтов, — прямая связь с космосом. А он сказал мне:
— Валера, я не поеду.
Я спустился вниз — а за ним уже приехали, — и сказал, что Высоцкого нет дома.
— Врач, который лечил Высоцкого, сказал мне, что в эти дни у него отсутствовало чувство самосохранения.
— Да, если мы пытались его отвлечь, например, новым общением, Володя тут же уходил. Если мы пытались принять его не так, как ему хотелось — он тут же уходил туда, где было так… Удержать его было невозможно.
— А вы помните самые последние дни?
— Двадцать третье… Я помню, кто был в этот день в квартире Высоцкого: был Вадим Туманов, Сева Абдулов, Володя Шехтман и Валера Янклович. Был ли Федотов? Кажется, нет… Времени прошло уже довольно много, да и общались мы каждый день, — трудно сказать, что конкретно было двадцать третьего, а что двадцать второго…
Двадцать четвёртое… Вечером мы сидели у меня, примерно до половины первого ночи. Потом спустились вниз. Я их оставил, поднялся к себе. По-моему, все разошлись… Я так понял, что Янклович. уехал домой. Примерно в два часа ночи мне позвонил Федотов:
— Принеси немного шампанского. Володе нужно.
Я принёс шампанское и ушёл спать.
Заснул. А проснулся от звонка в дверь. Это был Валерий Павлович Янклович.
— Валера, Володя умер!
Я быстро оделся и спустился вниз.
Володя лежал и большой комнате на кушетке. Уже совершенно холодный. В квартире был милиционер — начальник паспортного отдела нашего отделения милиции. Потом приехала Нина Максимовна. И начали появляться люди… Примерно к 11 часам ребята из реанимации подготовили тело. В это время я и сделал снимок в спальне…
А в большой комнате в этот час уже сидел Юрий Петрович Любимов. Он звонил Гришину, потом Андропову… Можно ли хоронить Высоцкого из театра? Ведь Володя не был ни «заслуженным», ни «народным»… Гришин ответил: «Хороните как хотите, хоть как национального героя».
В спальне Высоцкого у изголовья (слева направо): Валерий Янклович, Вадим Туманов, Всеволод Абдулов, Игорь Годяев.
25 июля 1980 г. 11 часов утра. Фото В. Нисанова
На следующий день мы поехали на Ваганьковское кладбище: Марина, Кобзон, Володя Шехтман, Митечка Виноградов и я. Директор долго водил нас по окраинам. Потом Кобзон зашёл с ним в кабинет, и мы получили это место.
На похоронах я снимал всё подряд. Народу уже в четыре часа утра было очень много. У театра при мне генерал МВД сказал:
— Надо вызывать армию.
Они предполагали, что будет много народу, но чтобы столько… Смерть Володи, действительно, стала национальной трагедией, а похороны были по-настоящему народными.
Ноябрь 1988 г.
Игорь Константинович ШЕВЦОВ
Я не был ни другом, ни даже многолетним приятелем Владимира Высоцкого, знал его последние семь месяцев. Так и надо отнестись к этим заметкам — как к наблюдениям человека «со стороны».
Память возвращает изображение скупо и неохотно, как при проявлении фотографической карточки: сначала неясные контуры, потом всё больше, больше… Но всё-таки — только то, что есть, и ничего кроме.
Летом 78-го я приехал на Одесскую киностудию: обсуждали мой сценарий. Томясь бездельем, бродил по полупустому павильону, пока не вспомнил, что здесь где-то должен сниматься Владимир Высоцкий. И вдруг захотелось… (хотел написать: просить его сделать песни для сценария, но если быть честным, то это был лишь повод познакомиться). В павильоне стояла декорация интерьера МУРа 46-го года (для «Эры милосердия»). Никого не было. Потом стали появляться люди. Пришёл Конкин. Скоро, почему-то громко стуча сапогами, появился Владимир Высоцкий, хмурый, сосредоточенный, замкнутый. Я подошёл:
— Владимир Семёнович, у меня к вам просьба:
— Да?!
Ответил резко, почти грубо. Во взгляде насторожённость, почти открытое недоброжелательство. В общем, понятно: могу себе представить, как его одолевают поклонники обоих полов. Человека популярней в стране, кажется, нет. Первое впечатление от моего приезда в Петропавловск-Камчатский пару лет назад — орущий в динамик надорванный баритон прямо в аэропорту.
— Дело идёт о песнях для сценария…
Молчит, выжидает с плохо затаённым нетерпением.
— Хорошо, после смены подойдите.
— К сожалению, не смогу. Может быть завтра?
— Ладно, завтра…
«Завтра» я не подошёл, раздумал, не стал приставать.
Летом 1979 года на Киевской киностудии снимался фильм, где я был одним из авторов сценария. Фильм о войне, об армейской разведке. Нам очень нужна была песня. Ну кто, если не Высоцкий?
С трудом, после опроса десятка «близко знающих» Высоцкого (а кто его не знал «близко»!) получил номер домашнего телефона. Однажды вечером позвонил.
В телефоне — узнаваемый низкий голос, который обладатель его старательно и, как потом я имел возможность наблюдать, безуспешно пытается изменить.
— Будьте любезны Владимира Семёновича.
После паузы — насторожённо:
— А кто говорит?
Называюсь, добавляя, что моя фамилия всё равно ничего не скажет.
— А в чём дело?
Объясняю, в чём дело. Вероятно, успокоенный, что — не поклонник, Высоцкий меняет тон, и голос становится естественным.
— О чём картина?
— Армейская разведка, 44 год… Не могли бы вы сняться?
— Игорь, я сейчас не собираюсь сниматься в кино, отказался от нескольких предложений. У меня совсем другие планы, так что вряд ли смогу быть вам полезен… Хорошо, принесите сценарий, — вдруг добавил он, — адрес знаете?
И быстро продиктовал адрес.
Я отвёз сценарий и, выждав несколько дней, снова позвонил.
— А, Игорь? Нет, знаете, я вообще сейчас отказываюсь от всех предложений — хочу год отдохнуть, не сниматься. Потом я только что сделал роль в «Эре милосердия» — это похоже. Нет смысла повторяться…
— Владимир Семёнович, ну
